Вольные города

Великий князь возвратился из поездки поздно, усталый, но до­вольный. Ополчение собиралось успешно, со всех краев москов­ской земли стекался в Князевы полки люд, и не из-под палки, как в прошлые времена, а по воле. Люди понимали, что идут на пос­ледний бой. Стояла середина лета, мужики почти везде убрали рожь, и для схода в полки у них руки были развязаны. Орду жда­ли вот-вот, люди русские знали, что ордынцу в поход собраться все одно, что голому подпоясаться. Каждый надеялся столкнуться с врагом около петрова дня, каждый верил, что враг будет одолен и, может быть, еще можно будет успеть убрать яровые.

Князь решил к нашествию татар поставить под копье всех му­жиков государства, способных держать оружие.

11рямо в гридне слуга снял с него выпачканные в глине сапоги, принес большой ковш сладкого пива. Иван, крупно глотая, выпил весь ковш и велел стлать постель. К Софье Фоминичне на поло­вину князь решил не заходить до утра. Но в гридню тихо вошел Нпська и шепоточком произнес:

—      Князюшко-батюшко, прости, но вторые сутки ждет тебя Ни- | ига Васильев по большому, бает, делу. Пришел к нему парубок с Чина и никому кроме тебя дело говорить не хочет.

—      С Дона? Немедля же зови.

Когда' Никита вошел в гридню, князь сидел бос и держал в широком ушате натруженные в поездке ноги. Над ушатом вился мир. Шуба накинута на плечи, портки закатаны выше колен.

Ты будь, Никитушка, попросту, я только с коня. Года-то на-  емалые, ноги ну прямо гудят. Где твой донец — показывай.

Никита выскочил из гридни и в тот же миг возвратился, под- |.вшивая впереди себя Андрейку. А тот никак не мог подумать,

что смуглый, носатый мужик с закатанными портками — великий князь. Он тревожно огляделся, увидел у стола разнаряженного дьяка Ваську и бухнулся перед ним, как учил его Никита, на ко­лени.

Иван Васильевич густо хохотнул, вдруг спросил, как-то мягко и ласково, по-отечески:

—     Сколько тебе лет, донец? Да ты встань, встань.

Андрейка поднялся, повернулся к князю, переступил с ноги на

ногу и, теребя в руках шапочку, ответил:

—     Пятнадцать, шестнадцатый...

—     А как зовут?

—     Андрей Булаев, Иванов сын.

—     Ну так скажи мне, Андрей Иванов сын, какая нужда при­вела тебя в Москву?

Андрейка глянул на дьяка Мамырева, на Никиту.

—     Ты не бойся. Этим людям, как и мне, можно говорить все. Говори.

—     На реке на Доне,— нараспев, подражая деду Славко, на­чал говорить Андрюшка,— живет люд вольный, люд пришлый...

—     Откуда пришлый?

—     Как это откуда? Из разных мест,— Андрюшка сказал это недовольно, потому что распевную, множество раз повторенную до этого речь пришлось сломать.— Наша ватага пришла из Кафы генуэзской...

—     Погоди, погоди,— Иван повернулся к Никите.— Это не о них ли, в кои лета, боярин Беклемишев рассказывал?

—     О них самых, великий князь. Атаманом у них, если помнишь, был Василько Сокол.

—     Это, ежели хранит мне бог память, твой зять?

—     Истинно так.

—     А родом он с окраинных земель?

—     Истинно.

—     Так уж не он ли недавно у меня был?

—     Не он, не он,— убежденно сказал Андрейка.— Он зараз на Дону.

—     Не встревай, Андрейка,— заговорил Никита,— сдается мне Иван Васильевич, что ты не ошибся. Я его в Брусяной избе тоже признал. Был он с татарином.

—     То не татарин. То — турок. И назвал мне он того Василька слугой султана Баязета.

—     Сему не верь, великий князь, не верь! — Андрюшка осмелел и, подойдя прямо к ушату, заговорил торопливо, убеждающе.— Я не знаю, был ли он у тебя, аль не был, но туркам он не слуга. Он у них в плену был, это верно, они весной его к ватаге отпусти­ли, это тоже верно, но не напрасно же меня с дедом Славкой к

тебе послали, а дед тот, на Оке простудившись, умер, и я тоже чуть было...

—      Да ты, Андрей, не торопись. Я пока не думаю, что ваш Ва­силько турский прихвостень. Ты мне вот что скажи: зачем туркам понадобилось его к ватаге отпускать?

—      Атамана в ватаге дюже любили. Когда он у турок в плену был, все богу молились о его возвращении. А султан атаману ве­лел на Дон идтить, всех людей вольных сбить под свою руку и„ когда орда на Москву пойдет, Сарай пограбить и разрушить.

—      А что потом? Ну, что ты молчишь? Далее что?

—      Потом... погоди, дай вспомнить... Я ведь со слов деда Слав­ки говорю, самому мне в ватаге ничего не сказали, а дед умер.

—      Это я уже слышал,— в голосе князя нетерпение, он сейчас псе яснее и яснее стал понимать, что приезд турка и дела в ватаге имеют прямую связь и, разгадав ее, можно найти ключ к чему-то очень важному.— Ты про деда уже сказывал. Теперь вспомни, что далее дед говорил.

—      Султан велел атаману с городом Сараем не торопиться. Ког­да, мол, сарайский хан с Москвой сшибется, когда они друг друж­ку расколошматят — только тогда. Ордынцы-де, узнав об этом, бросятся домой свой Сарай спасать, а ватага в это время им на­встречу. А в степи-де вы обессиленную орду потреплете, ихних ло­шадей заберете и пойдете на Москву.

—      Вот как?!

—      И я о том же минулый раз говорил,— заметил Чурилов.

—      А что ватаге на Москве велено делать?