Вольные города

Десятого ноября, наконец, ударил страшный мороз. А по моро­зу прискакал из Сарая всадник с вестью: Крымская орда вырва­лась на просторы Дикого поля и идет к столице хана. Ахмат вы­слушал весть лежа и ничего не сказал. Ночью позвал Кара-Кучука и, задыхаясь, выкрикнул всего одно слово:

—      Домой!

В один день свилась орда, собралась и ринулась через литов­ские и польские земли в свои пределы. Ахмат, когда его выносили хворого в повозку, сказал Кара-Кучуку:

—      Главным подстрекателем этого несчастного похода был круль Хазиэмир. Это он погубил поход, оставив нас без помощи. Теперь для меня врага хуже, чем он,— нет.

А это означало: грабь, разоряй, жги.

Глава девятая

МОСКВА — ВОЛЬНЫЙ ГОРОД

Москва всем городам мать. Кто а Москве не бывал—красоты не видал.

В. Даль. Пословицы рус­ского народа

ГУЛЯЙ-ГОРОД

очью грянул мороз. Словно выпущенный после долгого и томительного ожидания, он зарезвился на улицах и начал бедокурить: пья­ному сторожу у Покровских ворот прихватил мокрую бороденку к воротнику чапана, и тот, от­дирая ее, вырвал препорядочный клок волос, заморозил воду в пожарных кадях, разорвал об­ручи, впаял в лед все лодки, плоты и переправы на Яузе, на Неглинной и на Москве-реке.

У Тверских, Никитских и Арбатских ворот с утра собрались толпы москвичей. Людишки встревожены и насторожены. Этого дня ждали давно. Все знают: с первым ледоставом бросит хан через Угру войско, не сомнет ли он русскую рать и не налетит ли черной тучей на Москву? От Угры до Москвы чуть более ста верст, если класть по прямой. В городах попутных посады все равно выжжены, орда там не задержится и через сутки будет здесь, у городских стен.

В утепленной башенке над Арбатскими воро­тами осадный воевода князь Михайло Верей­ский, инокиня Марфа, архиепископ Вассиан. Осадную рать уже благословили на битву кро-

вавую. Стоят, безотрывно смотрят на обледенелую дорогу. Ждут тревожного вестника, либо, хуже того,—орду.

День прошел беспокойно и тревожно. Еще тревожнее была ночь. Мороз чуть отпустил, повалил снег. Мало кто в Москве спал — по расчетам, орда должна появиться ночью. На улицах жгли костры, колотили лапоть о лапоть, хлопали рукавицами, со­греваясь. Около рассвета, когда было время петь петухам, на бе­лой снежной дороге к Никитским воротам появился возок. Тройка коней, раскидывая по сторонам снежные комья из-под копыт, нес­ла возок легко и быстро. Настенные сторожа от Никитских ворот во все стороны подняли переклич: «Едут, едут!»

Осадные ратники повскакали с нагретых мест, расхватали по­ставленные у стен копья, бердыши, рогатины, шестоперы. Горожа­не крестились и разбегались по дворам. Сторожа, расхлебянив во­рота, возок пропустили. Тройка, не остановившись, помчалась по Земляному городу, на Арбат. Здесь, уже спустившись на землю, ее ждали воевода, Марфа, Вассиан.

Из возка выскочил дьяк Васька Мамырев, с хрустом расправил плечи, похлопал по затекшим от долгого сидения коленям, пере­крестился на церковь Благовещенья, стоявшую почти у самых во­рот. Все думали — побежит он навстречу воеводе, крикнет: «Ор­да близко!» — и упадет на колени. Но дьяк, перекрестившись, снял тулуп и стал укладывать его в повозку. Верейский не утерпел, за­шагал торопливо к возку. Инокиня Марфа — за ним. Только Вас­сиан, сжав тонкие губы, не тронулся с места.

—     Где? — задыхаясь, спросил воевода, подходя к Ваське.

—     Что где?

—     Орда где? Близко?

—     Орда ушла,— тряхнув бородкой, ответил дьяк.

—     Куда ушла?

—     Как куда? Восвояси.

—     Быть того не может! — стукнув посохом, крикнула Марфа.— Ты, поди, лжешь.

—     Что ее уйти заставило? — спросил Верейский.

—     Великий князь Иван Васильевич заставил.

—     Чем?

—     Разумом и деяниями своими.

—     В догоню орде мой сын пошел ли? — Марфа распрямилась, приосанилась.

—     А зачем?

—     Как это — зачем? Иродов бегущих изничтожить чтобы.

—     Нет нужды, великая княгиня-матушка. Теперь Ахмата ли­товские князья и прочие попутные люди всю дорогу клевать бу­дут. Заклюют и без нас...

...Еще не окончены расспросы, а радостная весть молнией ос­ветила весь город. Во все стороны из уст в уста передавалось: «Уш­ла орда, нет ворога на рубежах наших, слава богу!» И забурлила Москва! Как будто из кандалов вырвалась. Люди, радостные, сияющие, вышли на улицы, поздравляли друг друга с победой, це­ловались. К полудню веселье затопило все улицы: из кабаков вы­плескивались хмельные ватажки, на площадях появились скомо­рохи.

По Котельнической набережной к Зарядью несется песня:

Как из дальних, диких стран ехал к нам Багьиа-хан На пятнистом жеребце, с зверской думой на лице.

Это припевка старая. А за ней новая, может быть, сложенная

тут же.

У родных, святых ворот собрался честной народ:

Убежал Батыга-хан, испугался христиан.

А на Красной площади скоморошья ватага собрала огромную толпу. Молодой скоморох, сунув колпак за пояс и повязавшись платком, жеманясь, пел:

Сватался за Марьюшку татарский лютый хан,

Сказывал-рассказывал богачество свое:

Двадцать городов и все без домов,

Двадцать сундуков полны рубленых голов,

Думала-подумаЛа, пойти ли за него?