Вольные города

Остальные скоморохи, подпрыгивая, подпевали:

Тюх-тюх-тюрюрюшеньки, ай да на улице Марья-душенька, Думала-подумала и хана прогнала!

Пой, веселись, вольный город Москва!

Все лето и осень Андрейка прожил в Бахчисарае у хана Менгли- Гирея. Когда посылал его туда великий князь, наказывал жить до того, как хан его сам не отпустит. Но однажды подняли его в хо­лодную слякотную ночь, повели во дворец.

Когда Андрейка был у хана в первый раз, то разглядеть его не успел. На этот раз провели по дворцу тихо, открыли дверь и по­ставили перед ханом. Менгли-Гирей оглядел парня, через толмача спросил:

—     Сколько лет?

—     Восемнадцать,— соврал Андрейка.

—     В Москву пора ехать. Готов?

—     Хоть сейчас, великий хан.

—     Брату моему Ивану-поклон передашь. Грамоту я ему не пошлю: поедешь ты на Москву другой дорогой... опасная эта до­рога. Все, что скажу, в голову свою положь, память у тебя свежая. Чтобы никто, кроме меня, тебя и князя не знал.

—     Исполню.

—     Скажи Ивану так: хан Ахмат в Сарай-Берке не возвратил­ся. Он меня сильно теперь боится. И пошел хан Ахмат к устью ре­ки Донца—там кочевать думает. И еще скажи: по ту сторону Волги есть Шибанская орда, князь Иван знает где. Ханом этой орды Ивак есть. Он Ахмата ненавидит, но о беде его не знает. Пусть князь повелит Иваку Ахмата убить. Запомнил?

—     От слова до слова.

—     А теперь про себя слушай: дам я тебе коня, провожатых дам, пойдешь Донской степью тайно, ночами. Мои люди укажут тебе место, где ваши русские живут. А главным там у них Сокол да рыжий Ивашка. Дальше они тебя проводят. И передай им мой совет: пусть с этой земли уходят, пусть идут на Москву. В степи они мне мешать будут. Степь Донскую твой князь мне отдал.

Андрюшка слушает ханскую речь, будто песйю колыбельную.

—     А как про это султан скажет? Они вроде ему служить обе­щались.

—     Ты откуда про султана знаешь? — хан насторожился.

—     Какой из меня был бы посол, ежели бы я ничего не знал.

—     Тогда знай еще,— хан ухмыльнулся, глядя на безусого пос­ла,— султану сейчас не до них. Султан три котла каши заварил: одну с королем Карлом, другую кашу с венграми и третью со свя­тым папой. И во всех котлах каша подгорает. Если брат мой Иван об этом не знает—ему тоже об этом скажи. Еще раз кланяйся кня­зю. И не медли. Кони у ворот. Пусть тебе ветер в спину будет. Иди

Андрейка важно, как справный посол, поклонился и вышел.

Две недели спустя от Дона на Волгу двинулось разношерстное войско: и верхом, и на повозках, и на санях. Вооружены чем попало: и кистенями, и мушкетами, и саблями, и пиками. Впере­ди войска Василько, Ивашка, Микеня. Сзади Андрейка с попом Ешкой.За ними — обоз. В обозе все более Микенин скарб-добыча.

Девять ден гуляла Москва, а вместе с нею Коломна, и Серпу­хов, и Таруса, и Оболенск, и Калуга. Ратники гуляли и веселились в Медыни, в Боровске, в Верее, в Можайске. Благовестили коло­кола, служились молебны по церквям от Звенигорода до Ростис- лавля. Спёрва люди думали: откупился Иван от ордынцев, такое бывало не единожды на Руси, хоть сколь-нибудь отдохнет от на­бегов русская земля. Но что ни день, то новая весть. Узнали, что хан ушел не по откупу, а по нужде, что орда к зиме оказалась разутая и раздетая, и что моровая язва появилась у татар, и тает войско Ахматово, теряя по дороге раненых и мертвых. И стали по-

нимать люди: не подняться больше Орде, а если и поднимется, а пределы русские сунуться не посмеет. И что сбросила Русь иго татарское на веки веков.

На десятый день Москва ждала воевод и великого князя. Встречу рати своей готовила небывалую. Улицы разукрасила хво­ею, люд принарядился, как на первопрестольный праздник. Звона­ри на всех колокольнях, а их в Москве без малого три сотни, при­готовились к благовесту. К Тверским, Никитским и Арбатским во­ротам вывезли кади с пивом, брагой и вином. Священники вынесли хоругви, иконы, сами вышли вместе с Геронтием и Вас- сианом к воротам во всем благолепии.

Рати возвращались тремя дорогами: первую рать вел Данила Холмский, его ждали к Арбатским воротам, вторая рать должна подойти к Никитским — ее вели Иван с сыном. Через Тверские во­рота готовились принять рать князя Андрея Меньшого.

Марфа, Вассиан и князь Верейский подошли к Никитским во­ротам. День выдался морозным, солнечным. Блестел снег на купо­лах церквей, золотом горели торжественные одеяния епископа и священников. Колыхались на ветерке сотни хоругвей, яркая раз­ноцветная толпа запрудила улицы Земляного города. Как только рати появились на дорогах, ударили колокола всех церквей. Рас­пахнулись Никитские ворота, и рать вошла в город. Но что это? Впереди рати не только великого князя не видно, но и нет сына его. Ведет рать захудалого рода князь Лыко-Оболенский. Воевода подо­шел к Геронтию под благословение, тот перекрестил его, колено­преклоненного, поздравил с победой. Вассиан наскоро окропил его святой водой, и войско двинулось к ликующей толпе. Народ от­сутствие князя даже не заметил — все думали, что князь вошел не в эти ворота, а в соседние.

А у князя с сыном вышла размолвка еще на реке Пахре.