Вольные хлеба

– Вы же писатели! – кричала я в ответ. – Вы должны понимать людей, да вообще люди должны понимать друг друга! Кроме вопроса «зачем» есть вопрос «почему»! Хотите от женщины женственности? Да будьте мужчинами, великодушными, сильными, добрыми! Не ломайте жизнь женщинам, которые рядом с вами, не ожесточайте им сердца! Не все женщины сильные, не все могут выстоять. Я видела тех, что сломились, и это страшно. А ведь это их беда, а не вина. Прежде чем обвинять, подумайте – нет ли у вас на совести женщины, которой вы сломали жизнь?

Молчали все…

На самом деле они относились ко мне по-рыцарски. Я никогда не забуду этого, спасибо им всем!

Мне помогали упаковывать и грузить в такси бесконечные ящики с продуктами, которые я отправляла с проводниками в Ростов маме и семье брата.

Когда я приходила на занятия после очередной простуды, кто-то говорил:

– Как хорошо, что ты поправилась, а то мы бриться перестали!

13. Я боюсь немоты

Жизнь у меня полна, только стихов в ней нет. Когда я переставала писать, мучилась – может, и не придёт больше это чудо, когда ты можешь выдохнуть, высказать всё, что тебя радует, огорчает или восхищает. У меня были стихи про немоту:

И тогда ухожу я
Бродить по земле,
Слушать шорохи, шелесты —
Голос земли,
Превращаются в звуки
Тёплый запах полей,
И мои же следы
В придорожной пыли.

А берёзы
Встречают меня, как свою,
Даже птицы при мне
Не стесняются петь!
Удивляются только,
Что я не пою —
Я нема, понимаете?
Мне не суметь!

Ёлки тёплые лапы
На плечи кладут,
Тишиной и прохладой
Поят родники.
Как сказать им спасибо?
Я дальше иду —
Я нема, нету слов у меня
Никаких!

Луч последний закатный
Погас на лету,
Загораются добрые звёзды
Подряд…
Оставляю под камнем
Свою немоту,
Как Царевна-лягушка
Зелёный наряд.

Наверно, жизнь была слишком насыщенной, а может, письменный стол с настольной лампой располагал к неспешной прозе. Я ведь никогда не писала стихов за столом, всегда на ходу, в транспорте, даже поэмы. И я дописываю ещё отрывки в свои «Осколки детства» – про тачечника, как я, маленькая, в войну привозила дрова с рынка, и как ночью пришла в школу, – думала, уже утро, боялась опоздать.

Продолжаю писать рассказики про Димку – маленького, правлю и переписываю в который раз.

Стихи я практически не правила, а прозу правила бесконечно. Если учесть, что каждый новый вариант перепечатывался…

У меня очень медленно уменьшается стопка черновиков, бумаги с ранними редакциями прозы, на обратной стороне которых я пишу или печатаю на принтере свою сегодняшнюю прозу. Но стихи ждали, они были совсем близко:

Словно в доме без хозяина —
Просто кругом голова!
Бродят рифмы неприкаянно,
И цепляются к словам.

А они в ладони тычутся,
И глаза, как у людей —
Говорят —
Ну что ж, владычица,
Назвалась – так уж владей!

А потом предчувствие стихов, радостное предчувствие:

И если я засну
У зорь на рубеже —
То всё равно душа
Моя настороже!

Как будто ей впервой,
Душе моей живой,
От боли изнывать
Под раной ножевой,

Со мною слёзы лить,
На праздниках плясать,
На всех моих кострах
Гореть и воскресать!

А вот когда любовь
Подходит, не дыша —
Ни счастья, ни беды
Не ведает душа!

И даль ещё светла,
И боль ещё мала,
А ей уже вот-вот
Гореть в огне дотла.

14. Жизнь полна