Вольные кони

Море несло мотобот, слегка покачивало, слева по борту тянулись скалистые островки, над ними оголтело носились чайки. И так скоро бы дотянули они до причала: тихо-мирно, захмелев на горячем полуденном солнышке, если бы к Андрею не прицепился мужичок, ходивший у парней в помощниках. Он, до сих пор помалкивающий, изучающе поглядывающий на него, вдруг взъерепенился:

– Смотрю я на вас, интеллигентов, и понять не могу – чего это вы воду мутите? Ковыряетесь со своими микроскопами, за всю жизнь ничего путного не сделаете, а туда же, рассуждать, за правду бороться. Какая от вас польза? Я вот на заводе станки делаю, другой – ваши микроскопы, третий, например, мой свояк, обутки вам шьет. А вы пользуетесь тем, что мы производим, да еще и деньги получаете. По всему выходит, что вы паразиты! – ошалело закончил он отсыревшим от долгого молчания голосом.

– Добавь, дядя, еще сюда про гегемона и гнилую прослойку и что, будь твоя воля, ты бы всех интеллигентов – к ногтю, – попытался отмахнуться Андрей, понимая, что не след связываться с подвыпившим мужиком, который мелет сейчас сам не знает что, а проспится и не вспомнит, что молол. Но мужик, однако, оказался с норовом, с самолюбием, замешанном на стойкой неприязни к людям умственного труда.

– Спите, жрете, делаете ученый вид, мать вашу, бумагу переводите и деньги почем зря, а толку? Мне лично от того, что вы новую букашку обнаружите, не жарко и не холодно. Тараканов бы и крыс научились изводить или микроб нашли, от которого люди помирают, – мужик запнулся, поразмыслил немного и продолжил: – Все равно дармоедов с работягами не сравнить. Ты вот егерем собираешься работать, тоже даром хлеб есть. Не все ли равно, сколько по тайге зверья бегает, оно без тебя проживет, и еще лучше, непуганое, себя чувствовать будет.

Пьяный был разговор, не обращать бы на него внимания, но сквозила в дурных словах такая злость, что отмахнуться от него Андрей не смог:

– Сильно напоминаешь ты мне, дядя, тех, кто сегодня на переправе дно собрался рвать. И рванут, наверное, а что после них останется – не важно, хоть трава не расти. Ну, наделаешь ты своих станков, весь город ими заставишь, что дальше? Народ осчастливишь? Как бы не так. А в тайгу тебя пускать опасно, от таких, как ты, тайгу беречь надо. Ты же оттуда все выволочешь, что продать или сожрать можно, дай тебе волю: все мое, потому что народное. Такие, как ты, все тащат, уминают под собой, куча растет, а чего: добра ли, дерьма ли – не понимают. Некогда им понимать, они станки делают!

– Но-но, полегче, – осадил Гошка, но не очень решительно, его явно заинтересовал такой оборот разговора. А на чью сторону встать, он еще не решил.

– Он еще и оскорбляет, сопляк недоучившийся, да я на 130 процентов каждый месяц план даю! – заорал мужик.

– Тише, тише, – всполошился Гошка, – как с ума посходили. Ишь, горячие какие. Останемся каждый при своих интересах. Ты, гегемон, иди в кубрик, проспись, – фыркнул Гошка. – А ты, интеллигент, не сей смуту на корабле, дуй на нос, остынь на свежем ветру.

Андрей послушно перебрался на нос, уселся в оранжевый спасательный круг. Хотелось одиночества, но с мотобота не спрыгнешь, как с трамвая – сиди и не рыпайся. Вот только плохо получалось сегодня вести себя смирно, хотя и осознавал он, что заносит его в сторону. Бот прибавил скорости, шел, зарываясь в набегавшую волну. За спиной раздались шаги, и рядом, на ящик, присел Гошка.

– Все как сбесились, ты что, со всеми так? Тяжко тебе будет у нас жить. Да и не только у нас, везде, наверное, люди-то везде одинаковые. Каждому положено свое, а кому сколько достанется – неизвестно, – философски заметил он. – Проще надо жить, проще.

– Как умею, так и живу, по-другому не научен, – отрезал Андрей.

– Можешь. Выпендриваешься только много. Хочешь, докажу? Вот идешь ты с нами на боте, видишь, как мы водку пьем на работе, а с каких это радостей потакаешь? Почему согласился, что это можно делать? Раз такой правильный. Не зря же мужик этот на тебя взъелся – почуял чужака. От тебя или большая польза, или большой вред быть может, третьего не дано. Я, конечно, не верю, что ты начальству нас заложишь, хотя можешь, из принципа.

– Не могу, – согласился Андрей. – Вот так и кручусь между могу и не могу, а выкрутиться не умею.

– Да разве взял бы я тебя на борт, если бы не знал, что свой ты парень, разве что немного прихлопнутый? Не верю, что там, в институте, на науке повернулся, но какой-то придуманной жизнью ты живешь. Про такую в книжках красиво и со смыслом пишут. Жизнь – она проще, гораздо проще, если, конечно, не лезть в нее, не копаться. Рыбу ловим, девок любим, водку пьем, надо будет – воевать пойдем.

– Ты, Гошка, меня за сермяжную жизнь не агитируй, мы с тобой оба одно видели: школа, армия, работа, учеба еще у меня в институте была. Неужто нельзя жить честно, не соревноваться, кто чего больше к себе утащит и схоромчит.