Вольные переводы

– Нет, с чего это ты взял?

– Отчего тогда все ходишь за ней по пятам, как тень?

– Ты это про меня?

– Конечно, а про кого же еще? Ты по пьянке только о любви и говоришь.

– По пьянке всякое бывает!

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Народная мудрость! Слышал ведь.

– Ну, может быть, ты и прав, кто его знает! Нодар, как бы желая переменить тему, взял Темо под руку и подвел его к книжному киоску.

– Ты лучше посмотри, какой издали сборник Иэтима Гурджи!

– А кто это такой?

– Поэт, ашуг, вроде менестреля. Писал, стихи и сам же к ним сочинял музыку. Так и пел, как чувствовал.

– Не слышал…

Темо огляделся по сторонам и вдруг когот о заметил. В глазах у него заиграли чертики.

– Ну, сейчас мне ясно, с чего это ты вдруг заговорил о поэтах!

Нодар покраснел до ушей, купил у киоскера книжку и пошел дальше один, погруженный в свои мысли. Темур догнал его.

– Потрясная девочка, какой то неземной красоты. Таких только в сказках любят, и то безответной любовью. Но все равно стоит пострадать, правда?

– Не знаю.

Нодар ушел в свои мысли. Темур отстал от него и не заметил этого.

«Интересно, знает она, что я ее люблю, или нет? Впрочем, откуда ей знать, хотя сплетников, всегда хватает».

– Привет, Нодар! – поздоровался с ним кто то. Нодар, обернувшись, машинально ответил на приветствие. Мысли разбежались было, но вскоре снова заполнили его. «Хоть бы она пришла сегодня на игру. Заброшу, ну, хоть десять двенадцать мячей, потом Эдик познакомит меня с ней, а после игры я провожу ее домой. Интересно, что ей по нраву? О чем мне с ней говорить? Баскетбол? Нет, не стоит, там и так все ясно. Может, о литературе, истории? Или лучше я ей расскажу новеллу Хемингуэя».

Он безотчетно вошел в сквер и присел на скамейку. Фантазия разыгралась. Он мысленно уже беседовал с ней. «Может быть, она Мопассана любит?.. Тогда надо будет с ней обсудить один из его рассказов. Хотя бы «В порту» или «Ожерелье». Он нервно мотнул головой. «Что за глупости лезут мне в голову? Может быть, она уже все прочла, а я ей буду открывать Америку! Впрочем, говорить о том, что любишь, можно бесконечно. Или, может, повеселить ее анекдотами из похождений Моллы Насреддина? Нет, это еще глупее! Лучше уж заведу разговор о сказках и заодно расскажу арабскую, об Аллахе и дервише. В общем, так! Когда меня с ней познакомят, главное не покраснеть, хотя я все равно покраснею, но после игры мы все красные, так что, может быть, она и не заметит. Значит, сначала я подам ей руку, потом представлюсь, скажу свое имя… Нет, не годится, назову фамилию. Нет, опять что то не то! Ничего не скажу. Она и так знает. Потом… ну, разве не смешно будет, если я с ходу начну ей рассказывать арабские сказки? Нет, сначала спрошу, проходят ли они историю Малой Азии. Вот так уже лучше. Как будто мне какая то книжка нужна по истории. Потом скажу, что и меня очень увлекает их история… арабов то есть… особенно их сказки, где вся философия мира преподносится в такой необыкновенно красивой и простой художественной форме. А что она мне ответит?» Нодар стал снова перебирать в уме намерения. Прежние ему уже не нравились, и он принялся придумывать новые планы. Потом встал, вышел из сквера на улицу, но мысли о ней, как наваждение, преследовали его.

– Посторонись! Посторонись! – крикнул дворник, поливавший из шланга улицу. – Ослеп, что ли? Не видишь, обрызгал всего?

Нодар пересек улицу.

– Ты что, оглох? Не слышишь, как я тебе сигналю? – послышался ему на этот раз окрик водителя из машины.