Вольные повести и рассказы

Он поперхнулся. Вот тебе и кастинг. У этой мужество – перебороть его мужество, а может, и интеллект. Но тут бы заметить, что девушки многих, если не всех народов, защищённые нравственной силой, физической силой или неотвратимой силой закона, ведут себя беспечно и смело, играют, а ближе, дразнят невинностью. Повела себя так Любава, так ведут себя много-много других и они остаются целыми. Девушки, не защищённые никакой гарантией, кроме романтики, ведут себя так же доверчиво и наивно, но с ними никто не считается, через пару минут им в наследство остаётся горькое воспоминание о нечестности, вероломстве и пресловутой романтике. Пойдёт ли в урок замечание?

– Ну, я вижу, ты у меня знаешь больше меня. Встаём! Одеваемся! В конце концов, язычник, тебе, не железный Феликс… Доиграешься ты у меня, голубка… в своё время. – Что с этого взять? Он, и языческий закон, составляли как бы некое целое. Во всяком случае, закон был тем предметом, по которому у Любана всегда была оценка «отлично». Почти холодно он повернул свою девушку лицом к её Дымовке, а сам, мимо космической стелы, крутой рысцой побежал в свою Покровку. Мозг начинающего писателя, даже на бегу, искал те слова, в которых будет описано произошедшее свидание жениха и невесты в уголке большого холста, обещанного им себе и любителям девичьих образов.

… Я забрался в кормовик. Последний раз ночевали здесь. Вот-вот холода явятся. Я думал, мои друзья дрыхнут, а они:

– И-га-га… Заявился жених! А мы тут его поджидаем…

– Да уж, поди, только от титек оторвались…

– И-га-га…

– Ой, подсевать бы… Так есть хочется… А, р'eбя?

– Держи, жених! Тебе берегли. Мосол. Дед сказал, что ты мослы глодать любишь. Говорит, позднему гостю – кости, а любимому внуку – мосол.

– Дед знает, где сила, на самой кости. Умм. Хороший мосолик. Что у вас новенького?

– До новенького не дошло, после кастинга жмутся до свадьбы…

– Не кастинг, а ручения. Невежи.

– И-га-га…

У молодых все темы похожие. Так было и после фараонов, и до фараонов…

Мистика Рассказ

В этот приезд домой ничего неожиданного не предвещалось. Если бы не возвращение со службы младшего брата Родима, можно было бы подождать до следующего воскресенья, до новоселья. Зато друзья не пропускали ни одной субботы. Званые женихи наших сестёр. Парни рослые и красивые. Наш род тоже товарный. И на один портрет, различимый причёсками и одёжкой. Меньше двух метров нет. Силы немереной. Живём долго. Похожие на дельфинов крупных пород. Служим Отечеству верно и все, как один, – старшинами. Женщины ладные, с глубокими талиями, у всех косы: у девушек по одной, у женщин по две. Супружеской неверности не отмечено. Ментальность у всех старорусская, языческая.

Ладно, коль приехал, отдал отцу Родиму с матерью Родимой денег со своих летних подработок. Не забыл одарить прадеда Ждана с прабабкой Жданой. На лекарства. У прадеда на сто седьмом году стали побаливать зубы. Жуют зубы. Зубной скрежет, так бы назвать эту болезнь. Причину никто не знает. Сто лет было в норме, на седьмом году «новой эры» – прикус. Прадеду резали веточек дуба или других твёрдых пород и преподносили подарком в спичечном коробке, рубчики-зубокуски. Жуй, дедушка…

Не обошёл деда Любана с его бабкой Любавой. Обоим девятый десяток. Дед мастер присядок в плясках. Наш пастырь. Сестрам – всем по серьге. Не обделил братьев Ждана и дембельного «красноармейца» Родю. Готовился большой «стол» и большие пельмени.

– За столы! – мать Родима дала команду.

Дед уже всех обошёл по кругу и знал, кому, сколько отвалил знатный внук…

Садились в горнице. В горнице всегда два стола. В зависимости от гостей вносили третий, четвёртый и даже пятый стол. Главным был стол в переднем углу. Передний угол у язычников – красный угол. Обычай унаследовали христиане. Но если в углу, на требнице язычников «идол», то у христиан на божнице – икона. В нашем роду «идолом» был Дубиня. Икона не икона, портрет не портрет, но изображение старца, точнее, кап. На большой дубовой доске писано старинными красками. Кто писал, когда писал – не помнит даже дед Ждан. Что же написано? Над поверженным дубом стоит гигант – пращур. Корни павшего дуба достают до бороды старца. Борода срослась в едином сплетении с корнями дуба. Это и есть предполагаемое изображение Дубини. Дубиня смотрит на дуб и на корни. Всем ясны символы: корни и борода, то есть связь первопредка с потомками.

Пока гремели чашками, ложками, дед Любан взял идейные волоки, править. Это было его бесспорное и авторитетное право.

– Внук Люб, долго ищо будешь пеньком за столы садиться?

– Как нагуляюсь, деда, сразу семером за столы рассядимся…

– Ну-ну, поглядим-полюбуемся, – глубокомысленно усмехнулся дед.