Вольный Дон

Встряхнув головой, я встал на ноги и, громко свистнув, выкрикнул:

– Казаки! Подъем!

Ватажники вскакивали с мест и хватали оружие, которое даже ночью было у каждого под рукой.

– Что случилось!? – спросил меня Сергей Рубцов.

– Беда рядом ходит, – ответил я. – Ногаи на Нижний Чир идут. Собираем лагерь, седлаем коней и выходим на шлях!

Казаки недовольно зашептались между собой, мол, чудит молодой атаман. Какие ногаи, если рядом никого нет и все спокойно? Но приказ не оспорили, быстро собрали свои вещи, заседлали лошадей и мы тронулись в путь.

Луна еле выглядывает из-за туч, ватага выходит на шлях и без дозоров, плотной кучкой, устремляется на запад. До укрепленного казачьего городка Нижний Чир примерно двадцать верст, и если отряд доберется к нему без приключений, а степные налетчики окажутся плодом моего воображения, я буду этому искренне рад, померещилось и ладно. Однако я в себе не сомневаюсь, и уже через час скачки были обнаружены выходившие из степи на дорогу многочисленные следы копыт некованых лошадей.

Ватага делает остановку и со мной рядом оказывается Рубцов:

– Ты был прав!

– Прав, – согласился я и посмотрел на идущий скопом отряд. – Браты, к бою! Зарядить пистоли и ружья!

После короткой остановки продолжаем движение вперед. Кони чуют наше возбуждение и готовность вступить в скорую схватку, и тоже горячатся. Они несут нас по пустынному ночному шляху по следам закубанских лошадей, и в первых предутренних сумерках ватага оказывается на небольшом холме в полуверсте от Нижнего Чира. Смотрим вниз и видим, что ворота городка открыты, а возле них кипит сеча. С полсотни конных казаков бьются против более чем трехсот степняков-ногайцев, в национальной принадлежности врагов я не ошибся. Наверное, это конвой Кумшацкого, который стремился пораньше выехать из поселения, и как только выбрался в поле, сразу попал в засаду ногайцев. Поначалу казаки повернули назад, видимо, хотели отступить в Нижний Чир, но небольшая группа спешенных налетчиков захватила ворота, и теперь наши казаки дерутся в чистом поле и в полном окружении. Еще немного и их уничтожат, разумеется, если не подойдет подмога из городка, а она в любом случае не успевает. Зато наша ватага рядом, и хотя нас всего тридцать человек, мы готовы к бою и находимся в тылу нападавших. Главное – не медлить.

– Сбросить ковровые сумки в овраг! – приказал я. И когда лошади освобождаются от лишнего груза, который свален в заросли густого бурьяна, шашка вылетает из ножен и новый приказ: – Вперед, молодцы! Выручим земляков! Держаться плотнее! Поначалу без шума, а как начнется бой, берем закубанцев на «Ура!».

Мой голос услышали все. Лошади срываются с места, несут нас с небольшой высотки на равнину и, прижавшись к гриве Будина, я первый врезаюсь в серую и мохнатую массу ногайцев. Мощной грудью мой жеребец отталкивает чужих лошадей и прорывается в середину вражеской сотни, прямо под хвостатый бунчук из рыжих конских хвостов. Под ним полноватый мужик лет сорока в полосатом халате. Он что-то кричит, указывая на городок, и я уверен, что это один из ногайских командиров. Для меня это удача, и без всяких раздумий, чуть приподнявшись на стременах, я опускаю клинок на его голову. Рука чувствует усилие, наверняка, с одного удара вражину срубил и, повернувшись в седле полубоком, острием шашки я достаю правое предплечье второго степняка, того, который был с сотником рядом и держал бунчук.

Хвостатое древко падает, и я кричу:

– Ура-а-а!

Ватажники уже слева и справа. Они подхватывают мой клич и все вместе, единой массой расшвыривая и круша ногаев, мы проламываемся к казакам Кумшацкого, которые, получив поддержку, заметно приободрились. А вот и сам знаменитый командарм, машет саблей, отбился от очередного степняка и окликает меня:

– Никифор, ты что ли!?

– Он самый, дядька Максим!

– Сколько с тобой казаков!?

– В атаку тридцать человек пошло. Сейчас не знаю.

– Пока вы свежие, к воротам пробейтесь, а то моим развернуться тяжело.

– Понял!

Взмахнув шашкой, отбиваю копье, которым меня пытался пырнуть какой-то вонючий степной вояка, и отдаю команду:

– Ватага! По левому краю от казаков Кумшацкого пробиваемся к воротам! Ломи степняков!

Повод влево! Кони поворачивают и, круша всех, кто попадает нам под руку, мы проламываемся к стенам городка и оказываемся у сломанных разбитых ворот. Сколько со мной людей считать некогда, но больше десятка. Мы мчимся вперед и снова оказываемся в сече. Городские караульщики порублены и посечены, их трупы валяются рядом с поваленными створками, но из поселения спешат вооруженные кто и чем жители, и пытаются сбить два десятка ногайцев. И снова мы вовремя. Шашка свистит и сверху вниз сечет одного степняка, а за ним следом другого.

Эта схватка продолжается недолго. Казаки из городка наседают. Недобитые закубанцы отступают и на моих глазах двое чубатых здоровяков в белых рубахах, в которых они спали, дубинами забивают не успевшего удрать в поле низкорослого ногайца. Ворота отбили, однако бой не окончен. Степняки все сильней наседают на конных казаков, которые жмутся ближе к стенам.