— И себе вон сколько выторговал. Я вот, у Катюхина, видеодвойку просил, так мне не дал…
— Ну, просто, если «за так», то на шею сядут, а тут и им хорошо, и мне не скучно.
— Да я-то не против… А пирожки где брал? В деревне?
— Хотел шашлыка соорудить, но чет передумал. Решил вот, пирогами побаловаться.
— А у кого брал?
— Да мне тут посоветовали… Забыл как звать…
Сделав вид, что вспоминает, Тарасов начал лихорадочно придумывать отмазку. Вряд-ли в населенном пункте с гордым названием «Ташла», часто встречались русоволосые голубоглазые гиганты поэтому, неопределенно махнув рукой, он соврал наугад.
— Татарка такая, невысокая, чернявая…
— Фая?
— Да. Наверное она. Знаете её?
— Конечно! — Зампотыл снисходительно улыбнулся, — Она у нас поварихой работала. И мать её работала. Хотя ты их, наверное, не застал.
— Нет — не застал. А что уволились?
— Да… Там история одна была… Но готовит она хорошо. Я тоже, по старой памяти, у неё выпечку на праздники заказываю. Ладно… Спасибо за угощение — пойду. Главное — не пей.
— Не буду.
— Все говорят: «Не буду», а пьют…
Закрыв за Зампотылом, Тарасов вернулся в диспетчерскую, и сняв шапку, помотал головой, чтобы утрясти мысли. Шанс допросить Бухарметова упущен, но даже без этого картина становилась ясна. Его мать и бабка работали тут поварихами и, до сих пор, сохраняют отношения с Зампотылом. Через него же, скорее всего, устроили сынка служить рядом с домом. А еще, скорее всего, знали про дела Маньки, но, как намекал Митрофанов, скрыли это от милиции, дабы, попутно, не всплыло их воровство, за которое обеих, потом, тихо уволили. И скрыв, возможно, обрекли Маньку на смерть от холода в заброшенной яме или колодце.
«Виновная Кровь»… Так вот в чем дело! В книге по мистике было написано, что многие духи, частенько, обращают свою месть не только на виноватых в их гибели, но, часто, преследуют вообще весь род. Как собака — Баскервилей. После пирожков есть сильно не хотелось, так что Тарасов, пропустив еще и ужин, наведался в свои владения. Солдаты были в столовой, так что, напугав своим появлением маявшегося в предвкушении еды дневального, Старшина, больше никем не замеченный, юркнул в каптерку, где сложил книги, пару приговоренных к распусканию на ветошь простыней, и а потом, немного подумав, полез в шкафы где лежала сданная солдатами «гражданка» и нашел мешок принадлежавший Бухарметову. Если тварь принюхивалась, возможно, нужного ей человека она определяет по запаху. Напоследок, открыв стол, Тарасов сунул в карман все валявшиеся там звездочки от пилоток, погон и прочего.
***
Вторую ночь коротали по прежней схеме. Старшина сделал вид, что залип в боевичок. Дневальные, которых предыдущая смена успела предупредить о любви Тарасова к кинематографу, помаявшись для виду, заныкались в комнату отдыха. Старослужащий, пользуясь правом дневального отдохнуть четыре часа, отпросилсяи официально уснул, а следом, под звонкие оплеухи и киношную перестрелку, закемарил и молодой. Пользуясь этим, Тарасов разорвал простыни и принялся мастерить, за этим занятием, чуть не прозевав Комбата, который, ввиду дефицита офицерского состава, отбывшего на праздники, дежурил по части лично. Подскочив к двери диспетчерской, Старшина ботнул ею так, что вся дежурка вздрогнула, после чего, нарочито громко, затопал по лестнице.
— Почему рожа сонная? — оставленный на шухере дневальный лупал глазами, — Спишь?
— Никак нет!
— Пиздишь — почему я Комбата раньше тебя увидел?
— Никак нет… Не знаю…
— Рожу снегом разотри и к воротам. А то, сейчас, и тебе пиздец приснится и мне фитиль вставят.
Комбат, увидев выскочившего дневального, с рожи которого еще стекала талая вода, нахмурился.
— Дежурный по парку на выход! — паническим фальцетом заорал тот, видя что Комбат гневается.
— Что с лицом?
— Товарищ прапорщик приказал… — дневальный, с перепугу, выдал все как есть.
— Товарищ подполковник! Во время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по парку прапорщик Тарасов!
Подоспевший Старшина сделал страшные глаза, намекая бойцу заткнуться, что тот, с радостью, исполнил.
— Чего у него с рожей?
— Снегом умывался.
— Зачем?
— Чтобы сон прогнать. Старый армейский способ — сам пользуюсь.
— Ясно… — Комбат, в сопровождении Тарасова поднялся в диспетчерскую, — Чем занимаешься?
— Службу несу, товарищ подполковник.
— Мы все службу несем. Я спрашиваю, чем ты, на самом деле, занимаешься?
— Да вот, у старшего лейтенанта Катюхина аппарат одолжил, сижу, ночь коротаю.
— А! А то мне Рафик Нафикович вчера говорит, что зашел, а ты такой бодрый, щедрый, пирожками потчевал. Точно, говорит, киряет на дежурстве.
— Больная тема у него?
— Есть немного… Когда твой ротный ко мне пришел договариваться, я тоже, грешным делом, думал, что ты в запой уйти собираешься. Селиверстов, просто, грешит этим.
— Не — я и раньше был не фанатом, а сейчас и подавно. Башка потом трещит неимоверно. Ради хорошего повода или хорошей компании могу потерпеть, а так, просто… Нафиг-нафиг.
— А что у тебя за тряпки валяются?