Вольный стрелок

– Данных на администратора особых нет, – сказал он вполголоса. – Гостиница – в сфере влияния Бакса. Администратор – ее владелец. Весь персонал – тоже свои люди. Бакс, похоже, там. Ты поаккуратнее. Своих ребят я предупредил, подстрахуют. – Он кинул взгляд на бывшего следователя, спросил в полный голос: – А этого… чего с собой таскаешь?

– До первого обрыва, – я потянулся. – Выкину и вслед плюну.

Собственно, так и будет. К сожалению, в переносном смысле.

– Ладно, будь здоров, – кивнул я Володе. – Поеду в «Лавровую ветвь» – запишусь к Баксу на прием.

– Пойдешь со мной, – сказал я, останавливаясь у гостиницы.

– Вы что! – У него даже голос прорезался. – Не много ли для одного человека? – завернул.

– Человека? – удивился я. – Ты посмотри на себя. Ты подумай о своем поведении. Пошли… человечек! Человечишка, стало быть.

Администратор (кличка Портье) занимался в тиши и прохладе любимым делом – вписывал в клеточки разные слова. Вполне приличные.

Я подошел к стойке, таща за рукав своего несчастного.

Портье поднял на меня глаза. Спокойные такие, нездешние, все в загадках и отгадках.

– Вы что себе позволяете? – капризно спросил я. – Я посылаю вам своего человечка, – я дернул за рукав бывшего следователя с белым лицом и остановившимся взглядом, – требую встречи с Баксом, а вы в кроссвордах погрязли?

– Не понимаю вас. – Он свернул газету. – Вы наш постоялец? Недовольны обслуживанием? Есть претензии?

– Хватит придуриваться, – посоветовал я. – Я – Серый.

А то он не знает.

– Это фамилия?

– Партийная кличка.

– Ну, если вы тот, за кого себя выдаете, вы должны знать, что подобная аудиенция дорого стоит.

– Это угроза? Или намек? Он что у вас – министр, член правительства? Персона нон-грата?

(Что означает последнее ругательство, к стыду своему, до сих пор не выяснил, но подействовало, стало быть.)

Портье тонко улыбнулся. Отдавая дань моему нахальству и подчеркивая дистанцию между мной и Баксом.

Следователь (бывший) между тем начал мягко, но настойчиво оседать на пол. Я выпустил его рукав. Стало легче.

– Видите, что вы натворили?

– Ну хорошо, хорошо, – опять с улыбкой, – я доложу. Вам назначат.

– Никаких назначат. Звоните ему сейчас. Я знаю, он здесь, – рискнул я. – И дайте ему нашатыря, – я кивнул куда-то вниз. – Звоните, звоните, я не буду подглядывать.

У нас был сотрудник, который по звуку телефонного диска мог определить набираемый номер. Я так и не научился. Как и стилю «дельфин», кстати. Да зачем мне его телефон! Я не собираюсь дружить с ним домами.

– Николай Иванович, – сказал Портье в трубку, – здесь, внизу, какой-то серый добивается встречи с вами.

– Не какой-то, – важно поправил я, вырвав у него трубку. – Не какой-то, а Серый Штирлиц, Николай Иванович. Мне надо побеседовать с вами. О ваших делах.

– Удивительно, – ответил спокойный и, я бы сказал, доброжелательный голос. – Мне тоже. О ваших. Я жду вас завтра. В одиннадцать вам удобно?

– Я хочу сейчас.

– К сожалению, – в голосе мягкое извинение, – у меня дама. – Голос еще понизился, до интимного шепота, – и надеюсь, она останется до утра…

– Ну, ладно, – согласился я. – Тут трудно что-либо возразить.

– Я рад, что мы поняли друг друга. До завтра, Алекс.

– До завтра, Ник. Только предупредите ваших братьев-разбойников на входе, что бы меня не шмонали, не прощаю. – И я положил трубку.

Портье тем временем привел в чувство «моего человека».

– До завтра, – сказал я и пошел на выход, подталкивая следователя в спину.

По шелесту я определил, что Портье просто развернул газету, а не вытащил из-под нее длинноствольный «магнум».

Углубился в кроссворд и сказал мне вслед:

– Прекращение жизнедеятельности организма. По горизонтали. Пять букв.

– Забастовка, – подсказал я.

– 

– Может, хватит с меня? – спросил следователь, когда мы выехали за город.

– Я собирался тебе еще морду набить, – признался я.

– Куда уже больше, – вздохнул он. – Куда теперь денусь? Ни к нашим, ни к вашим.

– Не люблю предателей, не жалею. Не прощаю их. Развелось вас, сволочей. Руки до всех не доходят. Ну сколько успею, столько сделаю. Чем вас меньше, тем нам чище.

Я притормозил, достал его пистолет – он вздрогнул, – вынул обойму и выкинул в Бросил пистолет ему на колени:

– Подавись!

Провез его еще немного и высадил. Ну его на…

И поехал в психушку. Водку пьянствовать. По случаю новоселья.

Мы посидели вечерок за столом. Было не очень весело – в комнатах еще витал печальный дух Мещерских.

– Когда домой-то? – спросила Женька, закуривая.

– Послезавтра, – ответил я.

Все устали. От боев, от бед, друг от друга. Пора расставаться, стало быть.

– Я с вами хочу, – сказал Анчар. – Что я здесь?

– Поедем. У меня под Москвой имение есть, шесть соток и дом-развалюха. Неподалеку птицеферма, охотиться будешь.

– А наш дом? А тостер? А яхта? – всполошилась Женька. – А любовь?

– Потом, – отмахнулся я. – Это всемирмульки.

– У тебя все – мирмульки, – обиделась она. – Кроме стрельбы.

– И стрельба – мирмульки.

– Ты устал, – сказал Анчар. – Во врага стрелять – радость.

– Посмотрим, – сказал я. – Завтра.

И тут погас свет. Во всем особняке.

«Отрубили», – успел подумать я, валя Женьку на пол, за спинку дивана.