Еще больнее было, когда он, прогуливаясь на костылях на улице, вероятно случайно повстречал полковника Ужикова, который «порадовал»: – Ну, что, довоевался? Против тебя начата служебная проверка, готовься к наказанию, рапорт на твою госнаграду я порвал, и вообще ты поступил как свинья, нечего тебе было там делать! Выздоравливай, затем марш на медкомиссию и вон из органов!
Что самое удивительное, даже те, кого он считал друзьями, предали, испугавшись проведать его на дому.
– За что? – молча плакал у прекрасного деревенского пруда лейтенант, горячие слёзы беззвучно катились из его усталых глаз по обветренному лицу и падали в чистые родниковые воды. – За что?!
Впрочем, молился за своих обидчиков наш лейтенант, ибо воистину «не ведают, что творят!»
Но время шло, и, действительно, на участковом все зажило, как на собаке. Едва Соколов вышел на работу, его вызвал к себе начальник отдела кадров и, старательно пряча глаза, подал ему бумажку – направление на медкомиссию: – Бери, Андрей, не расстраивайся, там уже все решили за нас, готовься на гражданку, а так у тебя сегодня последний рабочий день, прогуляйся по участку…
Солнце светило ослепительно ярко и празднично, как и тогда, в тот день, когда началось наше повествование.
Участковый шел, слегка прихрамывая на раненую ногу, до дома оставалось не так уж и много. Переходя дорогу на светофоре на включенный для пешеходов зеленый свет, привычно поздоровавшись с воспитателями группы воспитанников детского сада, которые гуськом неторопливо переходили «зебру», Андрей услышал рев несущейся автомашины.
Так и есть, нарушая все возможные правила, на светофор вылетел на огромной скорости большой черный джип с тремя шестерками на номерах, мэр Гадецкий, как всегда пьяный!
Что думал и чувствовал в те минуты Андрей, мы уже никогда не узнаем, по словам очевидцев он выскочил вперед и закрыл собой группу детей.
И – о чудо! Словно бы включилась какая-то неведомая сила, словно невидимая стена закрыла участкового и детей от грозящей опасности, а чёрный джип, словно ревущий зверь, стал запрокидываться и ложиться набок как игрушечная машинка, и тут случилось непредвиденное, от стайки детей отделилась маленькая девочка – несмышленыш, и бросилась в ту же сторону, куда падала машина.
В прыжке вырвавшись из-под щита спасительной защиты, Андрей сумел отбросить девочку в сторону, а вот сам уберечься не смог, многотонный ревущий джип накрыл его всей своей звериной тяжестью.
Когда приехала «Скорая помощь», все уже было кончено, у смятого, закопченного джипа с отвалившимися и обгоревшими номерами лежало два трупа, слева – обугленного, как головешка пьяного мэра, справа – абсолютно не тронутого огнем, нашего участкового, у которого стояла на коленях и плакала воспитатель детского сада, та самая юная школьница, которую когда-то он спас от насилия….
Хоронили участкового Соколова при небольшом скоплении народа, с утра шел дождь, омывший следы недавней трагедии, затем прояснило и выглянуло солнце, ярко одаряя всех своим светом и теплом, словно бы ничего и не случилось, говоря всем своим видом: жизнь продолжается, и жизнь удивительна и прекрасна.
Народ шушукался, мол, в этот же день погребают мэра Гадецкого, там вся тусовка, куча «меринов», говорят даже приехал зам губернатора, и даже есть решение назвать именем мэра одну из городских улиц.
Немногие пришли из РОВД, а те, что и пришли, пристыженно и сконфуженно молчали, и в глазах многих читалось если не осуждение, то непонимание.
Из руководства присутствовал только начальник отдела кадров капитан Качанов, ему и предоставили слово, он подошел к гробу, хотел что-то сказать, но закашлялся, даже старого служаку пробила слеза: – Не могу, вы понимаете, я ничего не могу… ни сделать, ни тем более исправить…
В это время небо полностью прояснилось, и вдруг на небе, над местом похоронной церемонии показалось светлое облако, и в тот же момент из гроба изошел ослепительный яркий свет, который был подобен свету сварки и тысяче сверхярких ослепительных прожекторов.
Откуда-то сверху зазвучала строгая торжественная песнь, будто бы сам Небесный хор воспел, отдавая дань высших почестей Приходящему.
Когда гимн стал нетерпимо громким, а свет – невозможно ярким, люди увидели ослепительный шар, как бы с крыльями парящий над гробом, подобно голубю.
Многие тогда божились, что видели в этом шаре фигуру светоносного Ангела, вид которого был дивен и прекрасен, и его одеяние блистало чистотой первого снега.
Когда потрясенные люди очнулись, первое, что они заметили, что все стоят на коленях с молитвенно поднятыми руками, а над ними по всему небосклону сияет немыслимыми красками, ярче любых бриллиантов, радуга, и не сразу все заметили, что ГРОБ БЫЛ ПУСТ!
Зверь
Повесть