Волок

Уф-ф, голова кругом идет от этих куполов, барабанов и восьмигранников, и от расчетов, в которых я никогда не был слишком силен, и от всего этого деревянного рококо. Ведь что с того, что храм тщательно реставрируют (на одни купола пошло более тридцати тысяч осиновых гонтов[33]), если вместо верующих здесь — туристы, вместо Господа Бога — крона и доллар.

Возвращаемся на яхту. На обратном пути Юра бросил, что сегодня в Петрозаводске празднуют День города — это, мол, карельский карнавал. Так что вперед.

5 ноября

Что еще сказать… Моя страсть к русским домам на Севере не утихла и начинает приобретать тревожные черты мании. В конце сентября ты позвонила: в одном из красивейших углов Заонежья (неподалеку от острова Кижи!) продается уникальный старинный дом начала прошлого века. Я поехал без промедления и…

…влюбился с первого взгляда! Огромный домище из потемневших балок, два этажа плюс мансарда, балкон с балясинами, тридцать шесть окон. Внутри широкая лестница, резные перила, анфилада комнат, три русские печи (с лежанками…), кафельная печь (голландский кафель) в горнице, двустворчатые двери, а впереди, и по сторонам — полумрак. Электричества нет, только керосиновые лампы.

Мы приехали поздно, темнело. На Великой Губе, на пирсе нас ждал Юра, зять Деда — хозяина дома. Он приехал из Сортавалы на встречу вместо Деда, который в последнее время неважно себя чувствует. По дороге рассказывал о Конде. До революции в деревне жила целая ветвь рода Киприяновых, село было большое, сорок с лишним дворов. Киприяновы женились между собой и плодились. Отец Деда — например — взял в жены Феклу, в девичестве также Киприянову.

Сегодня в деревне осталось девять домов, зимуют только в одном — адвентисты седьмого дня. Остальные приезжают в Конду на лето. Электричество можно провести довольно дешево, линия рядом, всего-то и надо три столба вкопать. Дорогу зимой чистят, почта и магазины на берегу Великой Губы, в четырех верстах. Приехали.

— Привет.

Место сказочное. Дом стоит особняком, на высоком берегу, у самой воды, окруженный мощными тополями, вокруг запущенный сад, кусты малины, черной смородины. На берегу озера баня, двое мостков, а соседи далеко.

Заходим внутрь.

— Боже, — шепчешь ты, — просто замок.

Даже Слава потерял дар речи. В сенях лодка и сети на стенах, это все, что выхватывает из темноты лампа, тени наши танцуют на бревенчатом потолке… Поднимаемся по лестнице. Коридор на втором этаже — словно бальный зал, анфиладой повалуха, горница и кухня с русской печью, красным углом и лавками по стенам. В окне изящные очертания часовни, словно вырезанной из лунного неба — отражается в зеркале стоящего напротив старого буфета.

Сейчас, когда я пишу эти слова, то вижу эту картинку в зеркале. Темный интерьер и керосиновая лампа на столе, круг золотистого света, в нем фляжка самогона, буханка хлеба и миска с ухой, изумленные Славины глаза… И часовня в окне. Остальное тонет во мраке.

Дом выстроили братья: Лука Анисимович, дед Деда, и Федор Анисимович, его дядя. Было так: Лука, старший, остался на хозяйстве, Федор поехал на заработки в Питер. Сперва делал мебель и другие разности, наконец собрал небольшой капитал и открыл ювелирную лавку в Гостином Дворе. Тогда и возникла мысль построить дом в родной Конде Бережной в Заонежье. Строили вместе, то есть работал Лука, а Федор давал деньги и помогал с материалами.

— Эти балки в стенах — вот, видите? — везли из Петербурга, уже обработанными.

— Это было до революции?

— Да-а. Когда дом был готов, Федор Анисимович приезжал сюда с семьей на лето. Лука отдавал им этаж, а сам внизу…

— А после революции?

— После революции Федор бежал из Петрограда в Конду. Умер в 1919 году. После его смерти жена с дочерьми вернулась в столицу, где у нее было полно знакомых. А единственный сын Дмитрий повесился здесь, в доме, наверху — в мансарде. Толковали, что от любви, восемнадцать лет парню было… Есть такая местная поговорка: «Берешь из Киж и с нею спишь». Но она не пожелала.

— А потом что было?

— Потом умер Лука Анисимович, хозяином стал его сын, Алексей Лукич, отец Деда. У Деда было трое братьев и три сестры. О Петре, старшем, книги писали, во время финской оккупации он был самым знаменитым карельским партизаном. Алексей Лукич до колхоза не дожил. Колхоз имени Крылова в Конде был создан в 1932 году, а его председательницей стала Фекла Андреевна, мать Деда. Кто такой Крылов? Парень из Конды, герой Гражданской войны. Был здесь красным комиссаром, и белые финны его расстреляли под Медгорой.

— А с домом что?

— Устроили сельсовет. Заправляла тут товарищ Фекла. Вот здесь. Присматривала за колхозными лошадьми. Конь был тогда на вес золота. Позже наступила финская оккупация, дом занял богач из Финляндии, который вывозил отсюда домой лес. Все окрестные деревни на него горбатились.