Мы должны были покинуть Париж на следующее утро. Церемония завершилась в три часа дня; я договорился встретиться с г-ном Друэ в пять часов в гостинице «Почтовая» и расстался с ним, чтобы пойти попрощаться и поблагодарить за приют метра Дюпле и его семью.
Все они присутствовали на празднике Федерации, кроме старой бабушки: она оставалась на улице Сент-Оноре, погруженная, как всегда, в чтение томика сказок «Тысячи и одной ночи».
Я догнал группу, состоящую из г-жи Дюпле и ее дочерей, метра Дюпле и обоих подмастерьев, на улице Сент-Оноре. Они возвращались по-семейному: г-н Дюпле вел под руку жену, а подмастерья — его дочерей. Разумеется, рядом с Корнелией шел Фелисьен. Подойдя к ним, я поздоровался.
Они тоже обратили внимание на то, что король без особого восторга отнесся к этому празднику братства, и были огорчены этим.
Мы вошли в дом. Нас ждал обед, задержавшийся на два часа. Дюпле пригласил меня за стол, и я принял приглашение.
За обедом Фелисьен, кичившийся своим искусством в фехтовании, завел разговор о том, что вчера вечером я обещал помериться с ним силами и спросил, не желаю ли я после обеда порадовать метра Дюпле и его дочерей зрелищем нашей схватки. Я ответил, что если это доставит удовольствие моим чудесным хозяевам, то не прошу ничего другого, как в меру своих сил таким образом отплатить им за сердечное гостеприимство.
После обеда мы перешли в мастерскую. Фелисьен, судя по тому, что я без особой охоты принял его предложение, был уверен в моей слабости и явно надеялся на легкую победу, обращаясь со мной как мастер с учеником.
Метр Дюпле и его дочери заняли свои места; мы взяли маски и рапиры.
— Не волнуйтесь, — вполголоса сказал мне Фелисьен, но так, чтобы все его слышали, — я буду фехтовать с вами осторожно.
— Благодарю, — ответил я, — возможно, мне это не помешает.
— Не желаете ли начать со стенки? — спросил Фелисьен.
— Пожалуйста.
— Тогда, начнем!
Мы, мой противник и я, отдали приветствие зрителям, поклонились друг другу и встали в позицию.
По его первому выпаду я понял, что Фелисьен хочет меня уколоть: если фехтуют незнакомые люди, это считается невежливым. Я сделал вид, будто ничего не заметил, и ограничивался лишь отводом его рапиры.
Потом настал мой черед. Я сделал четыре-пять выпадов; их вполне хватило, чтобы Фелисьен понял: он достаточно силен, но не имеет надо мной очевидного превосходства.
Я более года упражнялся в зале, занимался с большим усердием, а главное, очень старался быстро добиться успехов. Бертран, хороший учитель, имел в учениках только меня и отдавал мне все свои знания, особенно стремясь научить защите и искусному ответному удару; кроме того, у меня была крепкая стойка и стальная рука, делающая выпад словно пружина; с такой подготовкой я мог бы сопротивляться бойцу, по силе намного превосходящему Фелисьена.
Я убедился в своем преимуществе при его первых скрытых выпадах; он тоже это заметил, так как стал внимательнее в защите и четче контролировал ответные удары. Один раз он задел рукав моей рубашки, но даже не посмел воскликнуть «Туше!». Я увидел, что кровь бросилась ему в лицо.
— Мой дорогой господин Фелисьен, — обратился я к нему, — три часа я простоял под ружьем в положении на караул, поэтому рука у меня устала. Не согласитесь ли вы закончить схватку? Я уверен, дамы примут мое оправдание.
— Возможно, но я не приму, — возразил он. — По силе ваших ударов я хорошо чувствую, что ваша рука тверда. Признайтесь, что вы считаете себя сильнее и проявляете великодушие, не желая воспользоваться вашими преимуществами.
— Значит, вы хотите продолжать схватку?
— Да! Если вы окажетесь сильнее, я получу урок, но приму его как примерный ученик.
— Вы слышали обещания, что дал мне господин Фелисьен? — спросил я, повернувшись к метру Дюпле. — Будьте свидетелем: я продолжу бой при условии, что он сдержит их.
— Да, да, — ответили зрители, особенно девушки, как мне показалось, очень хотевшие видеть, как я собью с него спесь.
Взмахом рапиры я приветствовал Фелисьена.
— Атакуйте, — предложил я, — но опасайтесь главным образом ответных выпадов, они у меня очень быстрые.
— Сейчас мы это проверим, — ответил Фелисьен, нанеся мне такой хитрый удар, что я не успел контратаковать, ограничившись простым парадом.
Но, отбив рапиру Фелисьена, я мгновенно коснулся предохранительной головкой своей рапиры его груди. Он отпрыгнул назад, словно его ужалила змея. Ни он, ни я не произнесли слово «туше», хотя все видели, что туше было. Сжав зубы, с побелевшими губами, он кинулся на меня. Он задел мою рапиру и нанес удар из второй позиции; но при выпаде рапира Фелисьена наткнулась на мою гарду и сломалась в двух дюймах от предохранительного наконечника. Как будто не замечая того, что он фехтует с обнаженной рапирой, Фелисьен продолжал бой. Я промолчал, но при первой же возможности зацепил рапиру Фелисьена и отшвырнул ее шагов на десять в сторону.