«Волос ангела»

Быстро вскинув браунинг, Пан несколько раз выстрелил. Увидел, как дернулся и мешком повалился под ноги своего рысака Губарь, как осел, хватаясь за грудь, стоявший рядом с ним человек с револьвером в руке.

Сзади тоже хлопнули выстрелы. Пуля стукнула в стену дома, совсем рядом с ним. Пан хотел было пристрелить из мстительности и лошадь – чтобы не досталась милиции, а то будут потом гарцевать, но передумал и метнулся в переулок.

Скорее, скорее! Черт возьми, почему только люди не летают?!

Короткий переулок вывел на оживленный перекресток, мелькнула перед глазами ярко освещенная вывеска – "Савой".

Что-то очень знакомое. Ну да, поезд, толстый дурачок Федорин, любитель погулять в Москве без присмотра ревнивой супруги, картишки, приглашение заходить…

Пан на бегу запихал браунинги в карманы и торопливо вошел в подъезд гостиницы. Пожалуй, это сейчас единственный шанс на спасение – иначе они загонят его по улицам, как зайца, или убьют в перестрелке.

У стойки портье толпились несколько приезжих, бестолково переставляя чемоданы, расписываясь в книге регистрации постояльцев, расплачиваясь за номера. Яшка быстро протолкался к барьерчику, сунул пожилому портье смятую бумажку десятирублевого достоинства.

– Федорин Порфирий Михайлович у вас остановился?

– Второй этаж, двести третий нумер…

Скорее, скорее! Через две ступеньки, вверх по широкой лестнице, устланной толстым бордовым ковром. Бегом по длинному гостиничному коридору, чутко прислушиваясь – нет ли топота ног сзади, судорожно шаря глазами по табличкам номеров на дверях, боясь пропустить тот самый, сулящий надежду на спасение.

Вот он, двести третий! Постучал… А вдруг нет дома? Тогда что, конец?

Дверь распахнулась. Недовольно сморщившееся было лицо Федорина с бульдожьими щеками расплылось в улыбке:

– Иван Маринович!.. Голубчик! Я сейчас, обождите меня внизу, через минуту буду.

Пан, мельком оглядев поросшую седыми волосами грудь Федорина, видневшуюся в вырезе неплотно запахнутого халата, тапочки, надетые на босую ногу, нажал рукой на дверь.

– Дайте войти!

– Голубчик, но…

– Да что ты, зараза! – Пан с маху врезал Федорину кулаком между глаз и, подхватив обмякшее грузное тело, захлопнул за собой дверь номера…

* * *

Вечером того же дня, возвращаясь из редакции, Черников решил зайти к знакомому художнику. Поднявшись по стертым ступеням старой лестницы темноватого подъезда, привычно повернул ручку медного звонка под ярко начищенной латунной табличкой с витиеватыми буквами: «Диомид Саввович Калистру».

Открывшая дверь жена Диомида проводила его в комнату. Художник был не один. Около окна стоя курил незнакомый худощавый блондин в хорошо сшитом темном костюме.

– Толя! – раскинув руки, пошел навстречу Черникову Калистру. – А я-то думаю, кто это к нам? Позвольте, я вас представлю друг другу. Знакомься: Юрий Сергеевич, знаток и ценитель русской старины, а это мой друг, Анатолий Черников, журналист. Как раньше было принято говорить, прошу друг друга любить и жаловать.

– Очень приятно, – слегка поклонился Юрий Сергеевич, – мы тут как раз перед вашим приходом спорили о русской лаковой миниатюре. Может быть, рассудите?

– Я не большой знаток, – улыбнулся Анатолий. – Но если вы настаиваете…

– Да спор-то простой, не художественный! – сразу загорячился Калистру. – Юрий Сергеевич не верит в возрождение русских народных промыслов, и не только лаковой миниатюры. А я верю! Верю в русских самородков! Пусть они не профессиональные художники, пусть не учились в Академии художеств, но таланты! А талант не может не работать. Это потребность.

– Ну да, кто не работает, не ест, – ядовито отозвался Юрий Сергеевич, – но что будут теперь писать эти, с позволения сказать, таланты? После многих лет писания библейских сюжетов на иконах и росписи подносов и табакерок? Табакерки сейчас как-то не в моде, подносы тоже. Прикажете им рисовать серпы и молоты со звездой?

– Да при чем здесь сюжеты? – снова взвился темпераментный Диомид, обеими руками собирая рассыпавшиеся длинные черные волосы. – Сюжет может быть любой, важна манера исполнения. Понимаете, манера! Стиль!

– Думаю, Диомид прав, – прервал спор Черников, – народные промыслы возродятся. Не берусь судить, в каком виде, но возродятся.

– Ну, не знаю, не знаю… – развел руками Юрий Сергеевич. – Я вижу, вы оба против меня, – добавил он с улыбкой, – остается только ретирада. Разрешите откланяться.

– Чайку с нами? – предложила жена художника.

– Нет, увольте, не могу. Никак не могу. Дела. До свиданья. Надеюсь на вас, Диомид Саввович…

– Да-да…

Художник вышел провожать гостя. Черников присел к столу, ожидая его возвращения.

– Наденька, – спросил он у жены Диомида, – кто этот блондин?

– Знакомый, можно даже сказать, наш старый знакомый. Где-то его Диомид откопал лет пять назад, то ли в "Стойле Пегаса" познакомились, то ли еще где, сейчас не помню. Он очень помог нам с заказами, когда было трудное время. Диомид что-то для него реставрировал или писал, точно не знаю. Или для его знакомых. Но приятный человек, правда?

– Тоже художник?

– По-моему, нет. Любитель, близок к богеме. Чай будешь?