«Волос ангела»

– Мальчишка! – Саранцев ладонью отогнал от лица табачный дым. – Беспризорников еще хватает, мальчишка может крутиться здесь среди них, не вызывая подозрений. Жора прав: надо выделить людей и на поиски мальчишки.

– Почетное дело, – фыркнул Головин.

– Не смейся, – укорил его Греков, – эта нитка, может, самая надежная из всего клубка.

– Вот ты и иди.

– И пойду… Пиши меня, Жора, в группу розыска мальчишки, – Федор встал. – Кто со мной? Распределим улицы и начнем, а ребята пусть другие места перекрывают…

* * *

В уголовном розыске нет работы «черной» и «белой» – есть перспективные версии или неперспективные, вернее, менее перспективные; но никто не может поручиться, что они разом не поменяются местами. И тогда такая на первый взгляд неперспективная рабочая версия вдруг окажется самой главной, ведущей к успеху. Однако не всегда проверка этой версии связана с погонями, стрельбой, шумной беготней по крышам и чердакам, острыми ситуациями и напряженными поединками – нет, зачастую это копание в документах, анализ данных, долгие и нудные разговоры с людьми, желающими многое скрыть от работников уголовного розыска, а надо обязательно суметь понять, что и почему этот человек скрывает от тебя, зачем он это делает и как вызвать его на откровенность, разговорить, заставить поверить тебе, а поверив, довериться.

Со взрослыми это непросто, но можно хотя бы опираться на логику, жизненный опыт, разум, наконец. А с детьми? Да еще с такими, которых лихолетье, прошедшее над Россией, лишило всего – родителей, крова, куска хлеба? Даже простого человеческого общения, ласковой тяжести отцовской ладони на голове, букваря, катания с горки на салазках, ребячьих игр со сверстниками…

Поздним вечером Федор вышел к костру беспризорников, вольготно расположившихся в старом переулочке. Сидевшие кружком ребята было вскочили, завидев мужчину в кожанке, но, убедившись, что он один и тихо присел около горевших обломков ящиков, осмелели, подошли ближе, занимая покинутые места.

– Закурить есть? – ломким баском спросил старший.

Греков молча протянул ему пачку папирос. Тот вытряхнул несколько штук, ударил по чьей-то руке, протянувшейся из темноты, чтобы забрать всю пачку, и вернул папиросы Федору.

– Спасибо… Картошки хочешь? Сейчас будет готова.

– Не откажусь. А откуда картошка?

– С рынка!.. – весело заржал чумазый беспризорник в дырявой женской шляпе.

– Наворовали, что ли? – прикурив от уголька, невзначай поинтересовался Федор.

– Ага… Так не дают. А ты че, скажешь, воровать нехорошо? – прищурился старший, просивший закурить.

– Так ты сам знаешь, – улыбнулся Греков. – Но одно дело, когда тебе есть нечего, а другое – приучиться к этому на всю жизнь. Не боишься?

– Не-е… – отмахнулся беспризорник. Подобрав палку, начал выкатывать картофелины из горячей золы. – Вот жалко, соли у нас нет, а у тебя?

– У меня тоже, – вздохнул Федор.

– А воровать… Подрастем маленько, артель организуем, работать будем. Зачем же тогда воровать? Кто работает, тому красть не к лицу, – по-взрослому, явно повторяя когда-то услышанные и запомнившиеся ему слова, сказал старший из беспризорников. – Тебя как звать?

– Федор.

– Держи… – беспризорник подкатил к нему горячую картофелину. Греков поднял ее, начал перебрасывать с ладони на ладонь, остужая.

– Работать и сейчас можно начать, чего же ждать? – он обвел глазами собравшихся у костерка.

– Это в колонии, что ли? – презрительно сплюнул на угли один из мальчишек. – Не, для нас неподходяще.

– Почему? Там многие живут, работают, учатся.

– Слушай, ты чего, нас уговаривать пришел? Тогда зря стараешься. Можешь валить отсюда, – бросил старший.

– Зачем уговаривать… – миролюбиво отозвался Федор. – Сами поймете. Вы же не буржуи. Про пионеров слышали? В Рогожско-Симоновском районе при заводе АМО пионерский отряд есть. Со знаменем, с горном.

– Да? А для чего они, пионеры твои? – поинтересовался кто-то невидимый в темноте.

– Детская коммунистическая организация. Вот для чего. Для пролетарского классового сознания, для того чтобы расти полезными людьми своему государству. За это мы и воевали.

– И ты воевал? – недоверчиво покосился на Грекова сидевший рядом тщедушный мальчишка.

– Воевал, солдатом на империалистической был. За то, что против царя и помещиков пошел, меня на каторгу отправили. Потом в революции участвовал, на Гражданской воевал с Деникиным, а теперь в милиции работаю.

– Во-о-на… – протянул старший. – А я-то думаю, чего ты к нам пришел? Зубы заговаривать, пока твои нас обложат – да в колонию?

Компания у затухающего костра разом напряглась, готовая в любую секунду сорваться с места и бесследно исчезнуть в темноте переулка.

– Сиди… Никто тебя не обложит, – горько усмехнулся Федор. – Я, может, к вам за помощью пришел, а ты так… Нельзя людям не верить, тем более представителям советской власти.

– А ты Зимний брал? – снова спросили из темноты.

– Нет, не довелось. Но в Питере в семнадцатом был, с Керенским и его юнкерами дрался.

– Ну и как? – белозубо улыбнулся старший.