«Волос ангела»

– Здорово, говорю! – повторил Пашка.

– Я тебе не офицер, а конторщик! – процедил сквозь зубы Воронцов. – Чего разорался? Народ кругом!

– Так ведь нету никого, – издевательски ухмыляясь, повертел головой Пашка Заика. – Пошутить нельзя.

– За такие шутки…

– Большевиков испугался, офицер?! – прищурился Пашка.

– Я тебе уже сказал, не называй меня офицером! – перекинув палку из руки в руку, шагнул к нему Воронцов. – Бояться мне нечего – я против них не воевал. Разговоров лишних не хочу, если услышит кто ненароком… Что надо?

– Вот… – Антоний кивнул на Невроцкого, молча стоявшего рядом. – Человек с тобой познакомиться хотел.

Невроцкий сделал шаг вперед, сдержанно, по-военному, поклонился.

– Ротмистр Николаев. Рад знакомству.

– Воевали?

Воронцов немного отошел, гнев начал ложиться на дно души, уступая место холодному и трезвому расчету. С этими двумя придется драться за себя, за Ангелину, за свое будущее. Как знать, вдруг судьба посылает нежданного союзника: не может же офицер – а этот Николаев, по всему видно, действительно бывший офицер – вязаться с ворами? Но как они нашли друг друга, эти темные дельцы и ротмистр?

– Воевал. На Западном фронте. Командовал конно-артиллерийской батареей.

– Из "павлонов"? [14]

^– Нет, александровец. [15]Курите… – Невроцкий открыл портсигар.

– Что вы, тут нельзя. Пойдемте ко мне в конторку, там и поговорим. – И Воронцов захромал впереди, показывая дорогу.

– Значит, ты большевиков не боишься? – войдя в пустую контору, Пашка скинул котелок и по-хозяйски развалился на стуле.

Антоний и Невроцкий уселись на табуретки. Воронцов примостился на краю стола с заляпанной фиолетовыми чернилами щербатой столешницей, постукивая концом палки об пол – давно не мытый, грязный от следов больших сапог ломовых извозчиков. Он раздумывал: стоит ли заводить сейчас серьезный разговор, при постороннем? Однако, раз они привели с собой бывшего ротмистра, вряд ли он им незнаком. Ждать не хотелось, да и чего ждать – надо взять у них деньги и собираться в отъезд. Какое ему дело до секретов Николая Петровича. Пусть сам их бережет. Может, при артиллеристе даже лучше затеять переговоры?

– Не воевал с ними, – продолжал Пашка, закуривая, – а разговоры об этом тебе ножом острым.

– За ваши дела беспокоюсь… – глядя Антонию в глаза, тихо сказал Воронцов.

– Об этом лучше помалкивай, – быстро отреагировал тот. – Ангелина протрепалась?

– Сорока принесла, – скривился в усмешке Воронцов. – Скажи лучше, зачем пожаловали? Познакомить с господином Николаевым? Спасибо, познакомились. Или хотите долю, причитающуюся Ангелине, отдать?

– Мы без дела… – начал было Пашка.

– Помолчи! – оборвал его Антоний. – Раз человек о доле речь завел, шутки в сторону. Деньги получишь.

– Когда?

– К спеху тебе? Уезжать, что ли, собрался? – снова вскинулся Пашка.

– Сидеть! – цыкнул на него Антоний. – Поделимся по-христиански, но слово дашь молчать до гроба.

Невроцкий внимательно наблюдал за ними, переводя глаза с одного на другого, не говоря ничего.

– "По-христиански"… – передразнил Воронцов. – Ты разве христианин? Я думал, ты поклонник Будды или мусульманин.

– Православный я… – Антоний, сдержав приступ ярости, поиграл желваками: "За все ответишь, белая кость! Но стоит ли ругаться с человеком, когда он уже, считай, почти покойник?" Перекрестился в ответ на свои мысли. – А ученость свою еще покажешь, успеется, – он примирительно улыбнулся.

– Что же ты, коль православный, церкви грабишь? Или Бог тебе не страшен? – хмыкнул Воронцов.

Он не боялся их: ротмистр-артиллерист в драку вряд ли полезет, Николай Петрович, насколько он понимал, тоже – осторожный, не будет обострять, такие любят все из-за спины, исподтишка. Пашка? Шавка, а не волк!

– Я не один промеж нас православный, а и ты. Долю просишь – значит, грабили, считай, вместе. Так что и ты с нами заодно, офицер! Потому и молчи, – заключил Антоний.

– Но-но! – привстал Воронцов. – Мое моральное право получить, что причитается.

– Ладно уж, – Антоний полез во внутренний карман, достал пачку денег, пухлую, стянутую туго красной аптекарской резинкой. Бросил ее на стол рядом с Воронцовым. – На вот…

Воронцов только покосился на деньги, но в руки не взял. Наблюдавший за ним Невроцкий усмехнулся, достал новую папиросу.

– Поговорить нам все одно надо, – Антоний тоже закурил, пустил пару колец, посмотрел, как они смялись, попав в поток воздуха, идущий от неплотно прикрытой двери. Вздохнул, вроде не зная, как начать неприятный разговор. – Ангелина твоя одного парня нам помочь просила, а тот теперь болтает много. Нас он не знает, а вот ее…

– Откуда это известно?

– Люди верные сказали. Да и другой грех на нем есть…

– На ком их нет? – пренебрежительно махнул рукой Воронцов. Чужие грехи его не интересовали, своими по горло сыт.

– Это точно, – легко согласился с ним Антоний, – да грех тот и тебя касается.

– Чем же?

– На след ваш могут выйти легавые, чего тут темнить, но…