«Волос ангела»

Заметив распростертое на дорожке тело и стоящих рядом с ним на коленях доктора и молодого вихрастого парня, Алексей замедлил шаги. Главного, в кожаной куртке, видно не было. Любопытство пересилило страх. Осторожно ступая, Метляев подошел ближе и через спину доктора взглянул на лицо убитого.

— Господи Иисусе! — сдернув картуз, перекрестился побледневший Алексей — на него мертвыми, навсегда остановившимися глазами глянул Колька Псих.

— Зачем вы тут?

Извозчик быстро обернулся. Человек в кожаной куртке смотрел строго.

— Занемог… Живот прихватило… — скорчил страдальческую мину Алексей. — Отпустите за ради Христа! Милиционер вам другого возчика поймаит… А я занедужил.

— У нас доктор есть.

— Нет… — отшатнулся Алексей. — Не дамся после мертвяка смотреть!

— Да ну его к бесу! — зло сказал подошедший Шкуратов. — Пусть катится!

— Хорошо, иди. Скажи милиционеру, что я тебя отпустил, — распорядился Греков.

* * *

Сдерживая нетерпеливое желание побежать сломя голову, Метляев нарочито медленно дошел до своей коляски. Не спеша взобрался на козлы, разобрал вожжи и тронул кобылу.

И только отъехав подальше от страшного места, привстал, взмахнул над головой кнутом и погнал кобылу вскачь, нахлестывая нещадно ее тощие бока то кнутом, то длинным концом вожжей. Скорее, скорее!

Вот и спуск к Яузе, въезд на знакомую улицу, где прошло детство. Наконец-то и папашкин двор. Наскоро привязав кобылу, запаленно поводящую потными боками — надо было бы обтереть скотинку, да некогда, потом, все потом, — Алексей, даже не вытерев сапог о положенный на крыльце половик, ввалился в дом.

Родитель хозяйничал: стоя у стола, деревянной ложкой мял в миске картошку, скупо подливая из большой бутылки из-под шампанского «Редерер» подсолнечного масла, словно отмеривал драгоценную редчайшую жидкость, отдавая ее в долг без возврата.

Не в силах вымолвить от пережитого волнения ни слова, извозчик прислонился плечом к косяку, вытирая свое одутловатое, мокрое от пота лицо большим красным платком.

— Хе, Алешка! — подслеповато прищурился на него Иван Васильевич. — Чей-то ты задохся, ровно на тебе воду возили? Ну, охолони… Картоплю вот с маслицем будешь? Да чего ты дышишь-то как? Или вместо своей кобылы на себе тарантас возил?

— Папашка!.. — немного отдышавшись, Алексей наконец обрел возможность говорить. — Беда, папашка!

— Какая беда? — Иван Васильевич обессиленно сел на табурет.

— Психа зарезали! — сделав шаг к нему, свистящим шепотом сообщил сын.

— Как?.. Да откуда ты-то? Откуда знаешь? — затеребил его рукав отец.

— Оттуда… — Алексей шумно перевел дух и, схватив со стола чайник, жадно припал к носику. Долго пил; напившись наконец, поставил чайник на стол; брызгая слюной, заговорил торопливо: — В наряд меня распределили сегодня, милицию возить, у них своих не хватает, ну и подряжают нас по очереди на разъезды…

— Да не тяни, Алешка! Черт лопоухий! — простонал старый серебряник.

— Ездил я с ними сейчас. Псих там, у монастыря, лежит, зарезанный. Сам видел, доктор его аршином зачем-то мерил.

— Может, обознался? — с надеждой спросил Метляев-старший.

— Чо я, слепой или Кольку не знаю? Аж сердце захолонуло, как увидал. Чего делать будем?

— Ах ты, Господи, вот наказание-то…

Иван Васильевич вскочил, суетливо забегал по комнате, бестолково переставляя попадающиеся под руку вещи.

— Папашка! В выгребную яму надобно все кинуть, — предложил Алексей, тяжело усаживаясь на лавку у стены.

— В яму, в яму… Это же деньги, да какие, дурень! — постучал себе по лбу согнутым указательным пальцем отец.

— Не жадничай! Давай, ежели так хочешь, коль чего поценнея, отвезу себе, спрячу, а остальное в яму.

— Эва! — остановился напротив него Иван Васильевич. — Вот она, сыновья благодарность родителю! Себе захапать золото хочешь? А родитель по старости лет помирай в нищете?

— Папашка! Не в этом дело! Милиция теперича точно искать станет! На убивцев они лютые, а там и до золота могут докопаться.

— Без тебя знаю… — огрызнулся отец, мечась по комнате. — Но деньги, деньги-то какие, Господи! И все теперя прахом… Лешка! Черт лопоухий! — внезапно пришедшая в голову мысль поразила своей простотой Ивана Васильевича. — Так хорошо ведь, что прирезали его! Хорошо!

— Ну да, чего уж лучше, — Алексей скорчил кислую рожу, потом покрутил пальцем у своего виска. — Рехнулся ты, папашка, совсем!

— Не, не… — замахал на него руками отец. — Дурень! Теперь эти, кто Кольке золото давал, ко мне не придут! Понял?

— Да? А ежели придут? Тогда, как Псих, кончишь, — набычился сын.

— Скажу, что он все забрал, и дело с концом.

— Не поверют… — Алексей тяжело вздохнул. Перед его глазами до сих пор стояло мертвое тело, распростертое на дорожке старого монастырского сада.

— Поверют, поверют. Психа нет? Нет! А спрос с него, в первую голову. Скажу, забрал — и все, — не унимался старик, никак не желавший расставаться с золотом.

— Папашка, а вдруг ВЧК, уголовка нонешняя? Милиция?

— Ну и шут с ними! Золотишко все одно наше будет! Шубу себе на хорях справлю, торговлишку заведу…

— Найдут, папашка!