Волосатая обезьяна

– Отдай бутылку, разрази тебя дьявол!

– Вишь, нализался!

– Слышь, лягушатник: ты откуда?

– Из Турени.

– Как свистну тебя по морде!

– Машинист Дженкинс? Сволочь!

– Фараоны его сцапали, а я дал тягу!

– Я польше люплю пиво, колова не полит!

– Шлюха она, говорю тебе. Она меня обобрала, пока я спал!

– К дьяволу вас всех!

– Повтори, что ты сказал!

Движение. Противники готовы броситься в драку. Их разнимают.

– Не сметь здесь драться!

– Уж погоди у меня!

– Еще посмотрим, кто кого!

– Голландская морда!

– Ладно! Вечером на палубе поговорим!

– Держу за голландца.

– Уж он ему всыплет по первое число!

– Без драки, ребята. Здесь все товарищи.

Кто-то запевает.

Смоет пиво все сомненья,
В нем утеха и забвенье!
Любит пиво всяк:
Воин и моряк!

Янки(сделав вид, что он только что заметил окружающее его столпотворение, угрожающе поворачивается и говорит голосом, в котором звучат презрение и приказ). Эй, вы, там, заткни глотку! Что ты врешь? Какое там пиво? К дьяволу пиво! Пиво для баб и голландцев. Мне чего-нибудь такого, чтоб жгло. Эй, вы, там: дайте-ка мне кто-нибудь хлебнуть!

Несколько рук с готовностью протягивают ему бутылки. Янки берет одну из них, запрокидывает голову, делает огромный глоток и продолжает держать бутылку в руке, вызывающе глядя на ее владельца. Тот волей-неволей торопится признать грабеж, угрюмо проворчав: «Правильно, Янки: хлебни еще разок!»

Янки презрительно поворачивается к толпе спиной. Минутное молчание. Затем раздаются голоса.

– Мы, кажется, огибаем Сэнди-Хук.

– Начинает покачивать.

– Шесть дней в аду, а потом – Саутгемптон.

– Шорт возьми, хоть бы кто-нибудь стоял за мене перфую фахту.

– Что, тошнит уже, дубовая голова?

– Выпей и забудь!

– Что у тебя в бутылке?

– Джин.

– Это для негров.

– Абсент? Это яд. Сдохнешь от него, лягушатник.

– Виски, вот это пойло для меня!

– Где Падди?

– Спит, падаль!

– Эй, Падди, спой нам песню про виски!

Все поворачиваются к старому, высохшему ирландцу. Он страшно пьян и дремлет на передней койке. Лицом он сильно напоминает шимпанзе. Горечь и терпеливое отчаяние этой обезьяны видны в его маленьких глазах.

Голоса

– Спой песню. Эй, ты, Карузо из Типперери!

– Он совсем одряхлел!

– Даже пить больше не может!

– Да, он перепился.

Падди(мигая старческими глазами, безуспешно старается встать, держась за брусья). Для песни я никогда не бываю слишком пьян. Вот околею, тогда и перестану петь. (С меланхолическим презрением в голосе.) Хотите «Джонни, виски»? Желаете эту песенку, а? Странно петь ее для таких богом проклятых уродов, как вы? Ну, да все равно! (Начинает тонким, жалобным, гнусавым голосом.)

В этой жизни виски – все.
Виски, Джонни, виски!

Все подхватывают припев.

Батька мой от виски сдох!
Виски, Джонни, виски!
Батька мой от виски сдох!
Виски, Джонни, живо!

Янки(поворачивается к нему с презрительной усмешкой). К дьяволу! К черту эти старые матросские песни! От них падалью воняет, понимаешь? И ты тоже падаль, ты, старый колдун, – только ты еще не знаешь этого. Дай нам отдохнуть. Тише там! Хватит глотку драть! (С циничной усмешкой.) Не видите разве, что я пытаюсь думать?

Все(повторяют последнее слово с той же циничной усмешкой). Думать!

Это слово, сказанное хором, резко отдает металлом, как будто произносят не глотки, а издают граммофонные трубы. Затем раздается взрыв грубого, жесткого, лающего смеха.

Голоса

– Брось башку ломать, Янки.

– Голова заболит, ей-богу!

– Зачем думать, когда можно пить!

– Ха-ха-ха!

– Пей, не думай!

– Пей, не думай!

– Пей, не думай!