Волосы Береники

— А я ее понимать должен?

— А ты как думал? И понимать должен, и принимать такой, какая она есть.

— Да ничего я такого не должен! Чего ради? Мне нормальная рабочая атмосфера в коллективе нужна, а не ясельная группа с капризными детишками.

— Между прочим, если ребенок капризный, это значит, он умеет своего добиваться. А Лариса как раз из таких. Да, характер у нее неуживчивый, зато дело свое хорошо знает.

— Но она мне хамит на каждом шагу! А я этого терпеть не могу. Не хамить же ей в ответ. Тем более она какая ни есть, а женщина. Да я вообще способностью к хамству не обладаю, ты же знаешь!

— А ты не горячись, Сева. Ты отнесись к человеку спокойно. Да, она груба, она может ответить очень жестко, но по-другому она просто не умеет. Типаж такой, понимаешь? Природа. Штучное исполнение. Она ж не виновата.

— Так у всех природа… У всех штучное исполнение. Но это не значит, что можно позволять себе вольности на каждом шагу. Сдерживаться надо, уметь себя в руки взять.

— А против природы не попрешь, Сев. Ну, сдержится она пару раз, не выпустит наружу свой темперамент, накопит внутри… А потом такое выдаст, что никому мало не покажется. Нет, нельзя ей себя сдерживать. А что делать, такой человек.

— Ой, ладно, не буду в этот спор ввязываться. Знаю, что он ничем не закончится, к общей истине мы не придем. Нет, я иногда совсем тебя не понимаю, Ника… Что за пристрастие вечно всех оправдывать. Тебя послушать, так все на природу можно списать! Если человек хамит, значит, по природе такой, и ничего с этим не сделаешь, принимай его и понимай. А если я не хочу ни принимать, ни понимать? Имею право?

— Имеешь, Сева, имеешь. Но природу человеческую ты этим не переделаешь. Природа в принципе не создает плохих людей, и тем более нет ни у кого права их распределять по оценочно-комфортному признаку.

— Ладно, сдаюсь. Иначе мы просто погрязнем в твоей философии. Да, Лев Николаевич тебя бы точно одобрил, да…

— Какой Лев Николаевич?

— Какой, какой! Толстой Лев Николаевич! Ты ведь и от меня сейчас требуешь непротивления злу насилием! И с этим тоже… С новеньким менеджером. Тоже уволить его не дала! Хотя следовало бы! Такого клиента из-за него чуть не потеряли!

— Но мальчик только после института, не знает еще ничего…

— Хороша постановка вопроса — после института не знает ничего! А зачем тогда пять лет в институт ходил? Сама-то слышишь, о чем говоришь?

— Я слышу, Сева. И знаю, чему нынче в институтах учат. То есть, по сути, ничему и не учат. Он ведь даже не знал, как платежное поручение выглядит. И о программе учета только понаслышке имел представление.

— Ну так и я о том же!

— Зато он способный мальчик, я сама его всему научу. Из него толк будет, я знаю. Он же не виноват, что в институтах нынче не учеба, а профанация типа «отвяжись». Он хороший, Сев.

— Ага. Типаж — природа, штучное исполнение. Понятно. Можешь не продолжать.

— Я очень рада, что тебе понятно.

— Да ну тебя…

— А вы что, ссоритесь, родители? — прозвучал за их спинами голос Матвея.

Они и не слышали, как сын подошел. Увлеклись. Глянули на него удивленно.

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы мы ссорились? — спросил Сева, глядя с улыбкой на Матвея.

— Нет, не слышал. Но вы так громко спорили.

— Спорить — это одно. А ссориться — это другое. Мы с мамой часто спорим — это да. Зато никогда не ссоримся. Усвоил?

— Вполне. Да я просто так спросил, пап. А еще я спросить хотел… Что мне бабушке на день рождения подарить? Может, мне ее на футбол сводить, а? Денег на билеты дадите?

— Ну насчет футбола я очень сомневаюсь, конечно, — насмешливо протянула Ника, глядя на Севу.

— Хм… а почему нет? — не поддержал ее Сева. — Вдруг ей понравится? Она у нас дама темпераментная, заразится футбольным азартом, начнет свистеть и ногами топать. А если еще банку пивка ей подсунуть, немецкого, холодненького. Да не одну.

— Сев, не увлекайся, — быстро метнула Ника свой взгляд с лица сына на лицо мужа. — Не учи ребенка плохому. И не надо с ним говорить в таком тоне о бабушке.

— Да ладно… — глянул Матвей на мать снисходительно, — чего ты, в самом деле?.. Во-первых, я умею понимать папин юмор. Во-вторых, бабушка бы такой юмор правильно заценила. В-третьих, я уже не ребенок, мам! Мне тринадцать лет, между прочим.

— Ешь, не ребенок. Папе давно пора по делам ехать. А подарок для бабушки потом обсудим.

— Кстати, ты не займешься этим вопросом? — повернулся к ней Сева. — Если уж ты сегодня домохозяйка. По-моему, самое домохозяйское дело и есть — по магазинам шастать.

— Ладно, займусь… А что купить-то в подарок бабушке? Хоть примерно?

— Не знаю. Тебе виднее.

— Ничего себе… Ты же сын! Ты должен знать.

— Да ну… Она давно уже перелюбила меня на тебя. Вот и давайте меж собой с подарками разбирайтесь, девочки. А мне что? Мне некогда.

— Хм… Как папа смешно сказал — перелюбила! — глянул на Нику Матвей, округлив глаза. — Это как, мам? Это хорошо или плохо?

— Это замечательно, Матвей, — ответил сыну за Нику Сева. — Это, знаешь, такой особенный случай, возможный только в отдельно взятой семье. Игра природы, штучное исполнение обычно типичных взаимоотношений.