Волосы Береники

— Потому что она сделала Севу своим рабом. Использовала его преданную любовь в корыстных целях. Знаешь, есть такие женщины, роковые стервы, до ужаса любят победную коллекцию собирать. Вот и Сева был экспонатом этой коллекции, так уж получилось, и ничего с этим нельзя поделать. Работал на эту Аллу, как бобик. Она была учредителем фирмы, а он — исполнительным директором. То есть всю работу на себе тащил, представляешь? Фирму ей поднял, бизнес продумал и организовал, а она только результатами пользовалась. А с ним действовала кнутом и пряником — то приблизит, то оттолкнет, то даст надежду, то отнимет. А он все надеялся на что-то, выслуживал ответную любовь, старался, ни о чем другом думать не мог. У меня просто сердце разрывалось, так больно было на него смотреть! Я эту Аллу ненавидела. Пыталась даже с ней говорить, но разве можно такой женщине что-то объяснить? У нее своя правда. Если, мол, меня любят, надо пользоваться на всю катушку. Все сливки с этой любви снять. Все соки выжать. А потом она вообще за другого замуж выскочила, и Сева очень переживал. Я уж думала в одночасье, что все, не выдержит, сломается. Но в его жизнь больше не лезла, потому что понимала: нельзя. В этой ситуации советами да словами не поможешь, только раздражающим фактором станешь. Да и вообще, мать в этих делах не может быть советчиком априори. Однажды только спросила, когда эта Алла свадьбу сыграла, — может, теперь ты уйдешь из фирмы, не будешь на нее пахать? Пусть свежеиспеченный муж пашет? Потом очень пожалела, что вопрос задала…

— Почему? Почему пожалели? — произнесла Ника, вдруг услышав, на какой высокой и жалкой ноте звучит ее голос. Потому, наверное, что вовсе не это хотела сказать. Хотя и сама не знала: что надо спросить. А может, вообще помолчать надо? Переварить полученную информацию.

— Почему пожалела, говоришь? — продолжила Маргарита Федоровна, не глядя на нее. — Да потому, что не смог он уйти. Очень сильно ее любил. Так и пахал дальше, теперь уже двоих обслуживал. И Аллу, и ее мужа. Все равно хотел в ее жизни присутствовать — хоть таким образом. Ужасно, правда?

— Да, согласна. Ужасно. А я?.. Я в какой момент в его жизни появилась?

— В этот самый момент и появилась, когда он был в этих отношениях по уши, то есть не пойми кем был со своей преданной, униженной любовью. Да, ты появилась, как теплый ветер. Как рыжее солнышко с конопушками. А Сева был тогда — как темное небо. Но ведь небо не может быть темным всегда? Природой так не положено? Все равно когда-то должно появиться солнце, пусть и придуманное!

— Значит… Значит, он меня себе придумал, да?

— Да, именно так. А я ему в этом с радостью помогла. Потому что знала — солнце должно спасти небо. Ты явилась, как солнце-спасение, Ника. И я всегда буду тебе за это благодарна. Даже при том, что ты и не подозревала ничего такого, когда замуж выходила.

— Ничего себе, Маргарита Федоровна!.. — откинулась на спинку стула Ника, растерянно моргнув. — Это что же получается, я не понимаю… Значит, Сева меня совсем не любил, когда женился?

— А ты? Ты разве его любила, когда за него замуж выходила? Ну же, скажи правду? Ведь не любила?

— Я… Я не знаю…

— Зато я знаю. Ты тоже не любила Севу, ты другого любила. Меня, старую воблу, не обманешь. Это вы с Севой могли друг друга обманывать, а меня не обманешь. Но тем не менее ваш брак таки пошел вам обоим на пользу, как я и предполагала. Ваша взаимная нелюбовь вас обоих спасала, была той самой соломинкой, за которую вы сумели ухватиться. Ты обрела дом, и тепло, и материальную защиту в моем лице, а Сева взвалил на плечи ответственность за тебя, тем самым скинув большую часть своих душевных терзаний. Одно обстоятельство вытеснило другое, так природой положено, и очень хорошо, что положено. Да, соломинка была хрупка и ненадежна, но… Какая-никакая, но она была…

— Надо же… — задумчиво произнесла Ника. — А я ничего не замечала.

— Конечно, не замечала. И хорошо, что не замечала.

— Почему же — хорошо? — вскинула она глаза на Маргариту Федоровну.

— Да потому! Если бы ты Севу любила, сразу бы поняла, что в твоем браке как-то неправильно все. Поняла бы, что муж тебя не любит. И все бы кончилось в одночасье, потому что любящая женщина без ответной любви в браке не станет жить. А ты ничего не замечала, да. И все держалось на хрупкой соломинке, и всем было хорошо. То есть относительно хорошо, конечно. Хрупкий баланс — он всегда относительный.

— А потом я объявила вам, что беременна, да? И что ребенок — не от Севы?