Волосы циннвальдитового цвета (СИ)

Когда он меня увидел, просто обомлел. Так приятно было поменяться ролями: он точь-в-точь зеркально отражение меня, когда мы только повстречались. Восхищенные взгляды, которые он бросал в мою сторону, льстили моему самолюбию. Во время прогулки мы забрели на какую-то поляну, страстно целовались, обнимались, снова бродили по тропинкам, наткнувшись на лавочку, целовались... Как бы я была счастлива, если бы это могло продолжаться вечно! Но, увы... стало совсем темно и он отвез меня домой. Мы попрощались, он пообещал завтра же за мной заехать. Дома меня снова дожидались родители. Мать заплаканная, отец мрачный, как туча. Я ничего не поняла, хотела их расспросить, но отец мне нагрубил, сразу же извинился и попросил не задавать вопросов.

Хоть я и счастлива, но волнуюсь за родителей. Что с ними происходит, почему они такие расстроенные? Нет, эти мысли не могут долго меня занимать. Пусть это и эгоистично, но я хочу думать о нем, мечтать о нашей новой встрече, писать его имя...

Егор, Егорушка, Егорка..."

Следующая запись тоже была обведена, но не синей, а черной ручкой.

"18 марта. Как, почему, зачем? Тщетно пытаться найти ответы на эти вопросы теперь. Мои родители, они знают меня всю жизнь, они учили меня, наставляли, обещали поддерживать. За что же они меня так возненавидели, почему поверили сплетням, но не родной дочери? Да я безработная, да, не могу прокормить себя. Но неужели это преступление? Я не лентяйка, не лоботряска, просто никому ненужная. А ведь раньше, когда я это писала, то никогда не понимала смысла этих слов. Ненужная! Нет, я стала ненужной тогда, когда мои родители отвернулись от меня.

Тогда, теперь кажется вечность, а на самом деле всего три дня назад, я проснулась счастливая, бодрая, веселая, он мне позвонил, назначил время встречи. Я порхала на крыльях, так легко было на душе. Но родители... Они оставались хмурыми. Если бы я только могла догадаться тогда, в чем причина их поведения! Тешу себя надеждой, может быть, может быть все удалось бы сгладить, они бы не сказали тех слов, которые произнесли вчера... Но я не догадалась. Егорушка встретил меня букетом цветов, повез в дорогой ресторан. Мне стало неловко, ведь я не могла за себя заплатить. И тогда он сказал это впервые, пусть и не прямо, намеком, но сказал.

- Любимым незачем считаться, - так он меня утешил. Это был первый раз, когда он признался мне в любви. От счастья хотелось плакать. Но тяжелые мысли о родителях не давали мне покоя и, похоже, отразились на моем лице, потому что Егор стал спрашивать, все ли хорошо. Тогда я соврала, не хотела грузить его своими проблемами, но теперь червь гложет меня. Что если бы я поделилась с ним и он, такой умный, такой честный, смелый, непременно что-нибудь придумал. Но я соврала...

Вечер прошел прекрасно, он подвез меня домой, поцеловал на прощанье и пообещал заехать завтра. Отец был пьяный, что шокировало меня. Он никогда раньше не пил. Матери дома не было. Когда я начала расспрашивать его о маме, он нагрубил, хотел дать мне затрещину. Я испугалась, убежала к себе и заперлась. Утром обнаружила мать спящей под дверьми моей комнаты. Она выглядела какой-то поникшей. Егор позвонил, назначил встречу, но бросить родителей в таком моменте я не могла, никогда бы себя не простила, хоть и хотелось встретиться с ним больше всего на свете. Он, замечательный, любимый, все понял, не стал настаивать, пообещал позвонить завтра и попрощался. Весь день я приводила мать в чувства. Отец, красный от стыда, подавленный, помогал мне, время от времени просил прощения. Мать же плакала всякий раз, когда видела меня. Я пыталась ее утешить, шептала ласковые слова ей на ушко, но все было бестолку. Она заливалась слезами, просила у меня прощения, и повторяла одну и ту же фразу много раз. "Я найду тебе работу только брось заниматься этим", - вот что говорила она. Я не поняла, что она имела в виду. Видимо счастье - а, не смотря на горе родителей, я была тогда счастлива - притупляет. Только попросила успокоиться и ложиться спать. Отец же снова сел пить.

- Папа, а почему ни ты, ни мама не были сегодня на работе? - спросила я, разговором надеясь отвлечь его от рюмки.

- А зачем нам работать, когда наша дочь блядью выросла и сама нас прокормит? - сказал он заплетающимся языком.

Я знаю, сегодня говорят, что нет ничего постыдного в предоставлении такого рода услуг, но мне больно было слышать это из уст отца. Он тут же заплакал, стал просить прощения, но я не хотела его слушать, убежала к себе в комнату и, глотая слезы обиды, легла спать. Утром я поняла, что мне срочно нужно вырваться из дома, сама позвонила Егору, попросила за мной заехать. Он, не колеблясь, выполнил мою просьбу, мы катались по городу, разговаривали, потом я не выдержала и заплакала. Как же он тогда испугался!

- Я тебя обидел? Я тебя чем-то обидел? - только и твердил он.- Прости, прости, если сможешь.