Волосы циннвальдитового цвета (СИ)

Мы так дружно жили, он всегда улыбался мне. Мы спали с ним, как муж и жена, я готовила, следила за домом, всё было так хорошо, казалось, я в раю. Родители... Все удалось замять, удары, казавшиеся мне смертельными, не причинили отцу ни малейшего вреда. От побоев остались только разбитый нос и задетая гордость. Но родители от меня отвернулись. Только зачем они мне теперь? Они мне были не нужны, я не могла понять, как нас с ними могло что-то связывать. Они думали обо мне плохо, так пускай забудут меня, я, в свою очередь, отрекусь от них.

Егор поддержал меня в этом. Он вообще всегда меня поддерживал. Пока не приехали его родители...

Это было как наказание, как проклятье. За то, что я отвернулась от своих родителей, меня не приняли родители Егора.

Как же хочется забыть день нашего с ними знакомства. Но я не могу. Чванливый, высокомерный отец Егора, одетый с иголочки. Его супруга, бледная, как сама смерть(оказалось, у нее была волчанка и под тоннами пудры и всяческих кремов она скрывала уродливое покраснение в форме бабочки, растекшееся по всему ее лицу), худая, как скелет, одетая вычурно, безвкусно. Они с сомнением, даже враждебностью изучили меня, не стесняясь моего присутствия, стали отпускать колкости и замечания по поводу моей внешности, манеры одеваться, жестов и мимики. Я думала, смогу привести их речи на бумаге, но руки отказываются слушать, настолько задели меня их слова. Нет-нет, всё оставалось в границах приличия, но иногда даже без ругательств можно задеть самые чувствительные струны души. И после этого даже самые грубые и неотесанные слова покажутся желанными. Но самое страшное - Егор не заступился за меня... Он иногда... Иногда он посмеивался. Да, посмеивался! Я бы не заплакала, я не должна, не могла. Но когда увидела усмешку на его лице, узнала что-то глубоко неприятное о нём, осознала всю бедственность своего положения. Первая любовь, так я назвала чувства, вспыхнувшие во мне в момент нашей встречи. Я думала, я мечтала, я была убеждена, что он испытывает то же самое, но когда у его губ собирались морщинки после очередной обидной шутки его родителей, я начинала понимать... смутно подозревала... Кем я была в этом доме? Его родители со всей очевидностью дали мне это понять. Я приживалка, вцепившаяся хваткой хищницы в богатого человека. Я не ровня ему, я высельчанка, не закончившая школу, а он с высшим образованием. Его отец открыто назвал меня временным увлечением, а Егор молчал. Почему он не одернул своего отца тогда?

Позже, намного позже, я пойму, какой была дурой, как ошибалась. Правду говорят - биржевой игрок крепок задним умом. Если бы я могла знать, к чему приведет наш роман, я бы, наверное, прокляла тот день, когда вышла из дому...

Нет! Даже после того, что случилось, я люблю тебя, Егор, я не отвернусь, как отвернулся ты, я не забуду, я постараюсь стать тебе ровней.

Он пришел после ужина. Грустный, подавленный.

- Ты не понравилась родителям, - сказал он.

Я, заплаканная, разбитая, кивнула.

- Надеюсь, ты можешь их простить. Они люди из другой среды, им неведомы чувства, которые нас с тобой связывают.

Я корю себя за это теперь, но тогда не смогла удержаться от упрека:

- Если так, если ты по-прежнему меня любишь, почему не сказал им этого, почему не заставил прекратить!

- Пойми, они мои родители, я не могу, не имею права им приказывать. Но я клянусь тебе, что люблю тебя!

Потом он говорил еще что-то, но мне было достаточно и этого. Я обняла его, поцелуями заставила замолчать, его ласки становились все смелее, напористее...

Утром мне казалось, гроза миновала. Егор был весел, а его родители должны были уезжать. Правда, мать попросила Егора пообедать с ними в каком-нибудь кафе наедине, но я не придала этому никакого значения.

"Он меня любит", - повторяла я про себя. Во всех книгах, которые я читала, во всех историях, которые слышала, любовь всегда побеждала, преодолевала любые преграды. Поэтому не верилось, что одной беседой они что-то поменяют. Больше того, я надеялась, что Егор признается им в своих чувствах.

С обеда он вернулся бледным, расстроенным. Я хотела утешить его, но он прогнал меня, не дал сказать и слова. Он поднялся к себе и заперся, сидел там до полуночи. Я волновалась, стучала в дверь и спрашивала, как он себя чувствует. Ответом служила тишина.

Наконец, он вышел. По его лицу было видно, что он принял решение, и далось оно ему нелегко. Он пригласил меня в гостиную, мы сели за стол, он молчал, кусал побледневшие губы. Мне стало страшно, но я не смела сказать ни слова.

- Я не мог бы тебе не рассказывать этого, но, как я говорил, я тебя люблю, потому не стану врать, хоть того и желали мои родители. Скажу как на духу. Тебе будет больно, за это я заранее прошу прощения, но выбора у меня нет.

Я вся похолодела.