– И ты каждый раз стоишь рядом с комплектом одежды наготове? И с историей о бандитах? И спрашиваешь всех, где они живут и как их зовут, прежде чем они отправятся домой?
– Это мера предосторожности, чтобы мы знали, что это за человек и какую роль он может сыграть в будущем.
– Ясно. Иначе вы легко теряли бы их из виду.
– Ничего смешного. Это проявление высших сил, у всего есть смысл, и все служит какой-то цели, даже если мы о ней не знаем.
– Ты хочешь сказать, что эти люди перемещаются в прошлое, чтобы принести какую-то пользу, и в итоге это для чего-то нужно?
– Одному богу известно.
Я поняла, что больше тут ничего не добьюсь, и сменила тему.
– Где живут Тассини? – спросила я.
– Ты для них чужая, – предупредил Барт. – Любая попытка напомнить им о себе не вызовет ничего, кроме скандала.
– Не беспокойся, я буду сдержанной. Меня просто интересует их судьба.
– Они живут в доме на Кампо деи Мори, но вскоре переедут в новое палаццо на Гранд-канале, неподалеку от Риальто. Это не секрет, они повсюду болтают об этом. Строительные работы уже начались.
Эти слова вызвали какой-то отклик в моей памяти, хотя сейчас я могла думать только о том, с каким невыносимым снобизмом всегда держалась Юлиана Тассельхофф. Как будто еще в будущем она догадывалась, что станет гордой владелицей палаццо в лучшем квартале Венеции, пусть и в пятнадцатом веке. Стала. Ой, к черту, с этими запутанными перемещениями во времени совершенно невозможно использовать правильные формы глаголов.
– Ты тоже пойдешь на праздник? – спросила я.
Он раздраженно кивнул.
– Монна Эсперанца этого хочет.
– Может, тебе стоит побриться перед этим, – посоветовала я. – Потому что, знаешь ли, я собираюсь спросить Клариссу, пойдет ли она.
– Зачем?
Я улыбнулась.
– Мы же договорились, забыл уже? Разумеется, я не могу гарантировать, что она и правда пойдет, времени осталось не так уж много. Но я сейчас же отправлюсь к ней и спрошу, нет ли у нее настроения пойти.
Похоже, эти слова действительно улучшили его отношение ко мне, потому что он в самом деле улыбнулся. Лишь чуть-чуть и лишь уголком рта, но учитывая, что обычно он выражался как последний брюзга, это было весьма примечательно.
Доротея вышла из магазина и помахала серебряной полумаской.
– Я нашла подходящую, – надменно заявила она Барту. – Разве ты не должен стоять за прилавком, приятель?
Улыбка исчезла с его лица.
– Когда это необходимо, – угрюмо сказал он. Он неохотно вернулся в магазин вместе с Доротеей, чтобы взять у нее деньги за выбранную маску.
Я осталась стоять на улице, рассматривая фасад дома. Может, сверху старая Эсперанца смотрела на меня. Но ее больше не было видно, и окно оставалось закрытым.
Доротея была в приподнятом настроении, радуясь, что нашла такую красивую маску. Она объяснила, что не хочет портить себе вечер, возвращаясь в монастырь прямо сейчас. Вместо этого она решила заглянуть к хорошему знакомому, который по случайности жил как раз неподалеку.
– Как удачно получается, – сказала я. – Тогда я тоже зайду к хорошему знакомому.
Ее «хороший знакомый», полагаю, был не кто иной, как Альвис, а в моем случае речь шла о Клариссе. Я хотела, чтобы она непременно появилась на празднике. Не столько для того, чтобы сблизить их с Бартом, сколько потому, что я рассчитывала получить от нее моральную и всяческую иную поддержку. Одна голова хорошо, а две лучше. На Доротею в этом плане положиться было нельзя, поскольку она надолго застревала у каждого зеркала. Не говоря уже о том, что я ни капли не доверяла ее возлюбленному.
Когда я добралась до вожделенного каменного домика на извилистой узкой улочке, он показался мне почти родным. Внезапно я обрадовалась, что снова увижу Клариссу, а если повезет, то смогу поприветствовать и Матильду, и старого Якопо. Я бы не отказалась даже от порции пшенной каши, только бы посидеть с ними за одним столом.
За прилавком стояла Матильда в своей обычной величественной позе. Увидев меня, она уронила мешочек с травами. Она открывала и закрывала рот от удивления, но все-таки не потеряла дара речи.
– Да ты у нас, похоже, стала утонченной дамой, а? – воскликнула она.
Две покупательницы, которые стояли в лавке, с любопытством посмотрели на меня. Я часто встречала их, когда ходила за водой, так что от их взгляда не ускользнуло, что я одета лучше, чем неделю назад.
– Если ты приползла сюда, потому что захотела вернуть себе место помощницы, я тебе скажу лишь одно: только человек, обладающий великой мудростью и добротой, вообще задумался бы об этом.
– Вообще-то на самом деле я хотела…
– И поскольку я – как раз такой человек, я могла бы убедить себя, еще раз, быть может, сменить гнев на милость и снова принять тебя на работу. При условии, что ты искренне раскаешься в своем непростительном исчезновении.
Она показала на веник в углу.
– Нужно срочно подмести, можешь начать прямо сейчас.
Из кухни запахло горелым и послышался лязг, будто что-то упало на пол. В следующее мгновение в лавку вошла Кларисса – раскрасневшаяся, растрепанная, в перепачканном фартуке.