Волшебная гондола

— Вы уже исполнили это желание тем, что остались живы. — Это была чистая правда. Он был единственным человеком в Венеции, которому могло бы удастся отменить судьбоносные решения, которые принял Большой Совет под пагубным влиянием Альвизе. Будущее будет таким, каким я его знала, и когда в следующий раз я вернусь обратно в собственное время, меня будут ждать не развалины, а мои родители.

Мариэтта перевязала Клариссу незадолго до того, как вернулись мужчины.

— Теперь мы можем уходить, — сказал Себастиано.

Барт взял на руки Клариссу и осторожно поднял ее. От боли она сжала зубы, но даже не простонала.

— О чем ты только думала, — нежно сказал он.

Она не ответила ему, но они смотрели друг на друга до того момента, пока он не поднес ее к лодке.

Себастиано забрался следом за ними в красную гондолу и протянул мне руку, чтобы также помочь забраться. Хосе занял место на покрытии и повесил весло в уключину.

Тревисан сел в гондолу Мариэтты и ее гондольер доставил их обоих назад в город.

Красная гондола набирала скорость, Хосе греб непрерывно и сильно. Солнце уже взошло. Его лучи сверкали на волнах и ветер сдувал мои волосы прямо на лицо.

Было еще холодно, но теперь я не мерзла, так как Себастиано обнимал меня.

Глава 32

Мы оба провели следующие две недели до ближайшего новолуния в доме

Мариэтты. Она отменила все праздники вовсе не потому, что хотела ввести, наряду с воскресными днями, дополнительный производственный отпуск, а потому, что порядочно влюбилась в Тревисана. А он в неё. Уже во время первого совместного путешествия на гондоле между ними пробежала искра, как она доверительно рассказала мне. До того дня оба были вовсе не знакомы, так как Тревисан не принадлежал к числу мужчин, посещающих дома куртизанок.

Что касалось женщин, то он вел скорее серьезную жизнь, хотя он был свободен, так как два года он стал вдовцом. По-видимому, он так долго скорбел по своей жене. И только сейчас он был готов снова влюбиться. Что-то произошло, когда он сидел с

Мариэттой в гондоле. Он ухаживал за ней по всем правилам, посылал маленькие подарки, приглашал ее на обед и делал ей комплименты. Она днями витала в облаках, и всегда, когда начинался разговор о Тревисане, ее глаза начинали блестеть.

Не было такого человека, который так же искренне радовался за неё, как я, потому что я была твёрдо уверена, что она хотела заполучить не того мужчину -

Себастиано.

Он мог лишь для одной женщины стать единственным, а именно - для меня.

Я сходила по нему с ума, иначе не скажешь. Но, несмотря на это, мы не бросались в крайности, хотя это и могло бы произойти: Мариэтта не была чопорной, да и никто из окружающих нас людей не придал бы этому значения, если бы я и Себастиано разделили супружеское ложе.

Ни в коем случае нельзя сказать, что я этого не хотела, наоборот, как и Себастиано.

Однако мы оба имели ясное представление о последствиях. Методы предохранения в пятнадцатом веке были смехотворно недостаточны, что я хорошо усвоила, пока работала у Матильды в лавке лекарственных трав, поэтому мы решили подождать.

Нам это не помешало тискаться, сколько душе угодно, каждый вечер у камина, словно мы всегда принадлежали друг другу.

То же самое можно сказать о Клариссе и Барте. С момента тех ужасных происшествий на Гвидекке они стали парой. Они решили пожениться и вступить во владение магазинчика масок. Старушка – Эсперанса - исчезла в никуда, даже Хосе не знал, где она находилась.

– Эта женщина подобна ветру, она веет через все времена и появляется то тут, то там. Вероятно, мы еще увидим ее в этом времени, а может быть и нет. Вы можете управлять магазинчиком, насколько мне известно, она бы это одобрила.

Кларисса радовалась переменам в жизни. У Матильды она также не могла больше оставаться, потому что ее больше не было. Она как сквозь землю провалилась, точно как Малипьеро. Лавка лекарственных трав исчезла вместе с Якопо. На том месте, где раньше располагалась лавка, теперь была швейная мастерская. Никто не мог припомнить Матильду, только мы, кто сами были выходцами из другого времени или Барт, который принадлежал к "посвященным". Матильда была одним из тех дополнительных людей, которые были созданы для лучшей интеграции переселенцев во времени – они не имели собственного права на существование.

Судьба безжалостно стирала их из памяти, если не находилось причины их присутствия.

Кларисса плакала об ее исчезновении, потому что вопреки грубому обращению

Матильды, она к ней привязалась.

– Она ничего об этом не знала, я могу поклясться, – проговорила она в слезах.

Она страдала также о того, что была зависима от Якопо на протяжении стольких лет.

— Он снова и снова обещал мне, что я скоро смогу вернуться назад в свое время.

Он делал столько хорошего, и был моей единственной надеждой! Порой я верила ему, а порой и нет. Было страшно, единственный полет туда и обратно.

Но самое ужасное происходило на протяжении последних недель, когда события обострились, и теперь уже не только Якопо давил на Клариссу, чтобы она помогла достичь ему своих цели, но и Альвизе.