Волшебная гора

– Итак, радуйся: осенью, – говорил Ганс Касторп, сидя в № 28 у постели Йоахима. – Старик в известной мере связал себя этими словами; ты так и рассчитывай. Октябрь – вот твоё время. В октябре некоторые отправляются в Испанию, а ты вернёшься под своё bandera[206], чтобы отличиться «сверх положенного»…

Главным его занятием было ежедневно утешать Йоахима, который, лёжа здесь наверху, пропускал начавшуюся в августе большую военную игру, ибо это ему всего труднее было снести, и он прямо-таки презирал себя за проклятую слабость, напавшую на него, можно сказать, в последнюю минуту.

– Rebellio carnis[207], – заметил Ганс Касторп. – Ну что поделаешь? Тут и самый храбрый офицер ничего поделать не может. Эту беду на себе испытал даже святой Антоний. Бог ты мой, да ведь манёвры бывают каждый год, а кроме того, ты знаешь, как здесь течёт время! Да его здесь просто не существует, а ты не так долго отсутствовал, чтобы с лёгкостью не войти в этот темп: не успеешь оглянуться, и твой дополнительный курс позади.

И всё-таки обновление чувства времени, испытанное Йоахимом благодаря жизни на равнине, было слишком значительно, чтобы он мог не страшиться этих четырёх недель. Правда, ему усердно помогали скоротать их; симпатия, которую решительно во всех возбуждала его прямодушная натура, проявлялась в виде нескончаемых визитов. Приходил Сеттембрини, участливый, обаятельный, и величал Йоахима «capitano», поскольку уже раньше титуловал его лейтенантом; Нафта тоже посетил его, а потом стали приходить и все старые знакомые, пациенты «Берггофа», дамы – Штёр, Леви, Ильтис и Клеефельд, господа Ферге, Везаль и другие, чтобы, улучив свободную от своих обязанностей минутку, посидеть у его постели, ещё раз повторить слова о небольшом дополнительном курсе и порасспросить о его жизни на равнине. Многие даже приносили цветы. По прошествии четырёх недель он встал, так как температура у него настолько упала, что он мог ходить куда вздумается, и в столовой занял место между двоюродным братом и супругой пивовара, фрау Магнус, напротив господина Магнуса, – угловое место, на котором некогда сидел дядя Джемс, а потом в течение нескольких дней госпожа Цимсен.

Итак, молодые люди снова зажили бок о бок, как раньше; для полноты картины Йоахиму досталась его прежняя комната (миссис Макдональд скончалась с фотографией своего сынишки в руках), разумеется, после основательной обработки H₂CO. Собственно говоря, да они оба так это и ощущали, теперь Йоахим жил при Гансе Касторпе, а не наоборот: этот был старожилом, а тот лишь на время, как гость, делил с ним его образ жизни. Ибо Йоахим старался твёрдо и неуклонно помнить, что в октябре кончается его «небольшой дополнительный курс», хотя некоторые точки его центральной нервной системы не желали придерживаться гуманистических норм поведения и препятствовали компенсирующей отдаче тепла его кожей.