Волшебная колесница

Обет молчанья принял небосвод,

И горькой истиной звучит в сознанье голос,

Как ненадёжен дольней жизни код.

И ты, минутной слабостью охвачен,

Внимаешь голосам незримых сфер.

Часов беззвучен ход, дрожит струна, на плечи,

Ложится сном тяжёлым, тая, снег….

* * *

Ещё чудесен мир, ещё мороз рисует

Пейзаж на стёклах. Древняя загадка

Сокрыта в хрупкости вещей напрасных.

Обычно

Взору нашему привычней

Следить за сутью превращений

Большого в малое и малого в большое.

Такой расклад внушает всем почтенье,

И идолы долин внимают молча

Суждениям людей о равном и великом.

И заповедных истин голос

Звучит дождя ночного шумом.

Для слуха изощрённого — дыханием влюблённых.

Безмолвно тает текст посланья

Морозного стекла.

Вот так художник настоящий

Без слов все смыслы расставляет по местам.

Быть чутким ты умеешь также… Не спеши

Отречься от врождённого уменья…

Прислушайся к себе и ощути

Всю прелесть первородного сомненья.

* * *

Зима отступила, весна началась,

На ветках запрыгали пташки,

И смены времён неразрывная связь

Сработала вновь без промашки.

Как много на свете различных чудес

И тайн, запечатанных крепко.

Нам знак посылает молчанье Небес

За жизнь чтоб держались мы цепко.

* * *

Итак, уж было обещано,

Что сбудутся сны вещие.

В надежде, что перечить мы перестанем

Тому, что завещано.

Но разлетелись по свету

Птицами высоко летящими

Наши мечты и наши желания,

Желающие стать настоящими…

* * *

В окна дождь стучит и плачет,

Папа Цезарь что-то прячет.

Если стать ему помехой,

Всем нам будет не до смеха.

Как пойдут одним гуляньем

Рыбы посуху вполне,

Не просушишь, не поскачешь,

Сидя боком на окне.

И в пример седою проседью

Больше нас никто не спросит.

Молчаливым постовым

Обратилась тайна в дым.

И потом в тазы стучало,

Плыть теченью нелегко.

Начинай пилить сначала

Как сбежало молоко.

Впрочем, скоро дождик стихнет

Как кукушка на пригорке.

Говорить про то не надо:

Прибегут по следу волки.

* * *

Предметы замерли насмешкой,

Царит немолчный гул речей.

Слуга в дырявой треуголке

Не пожалел на бал свечей.

Направо двери отворяют

Семь жён. Тарелки дном блестят,

Вино в бокалах пропадает,

Окном грустит осенний сад.

Оркестр торжественную оду

Поет гуденьем сонных ос.

Семь жён с вином мешают воду,

Решая жизненный вопрос.

Вчера восторгом расставанья

Был полон дом. Теперь не то…

Желанье нового свиданья

Волнует кровь: Чу!… Стук в окно!

И вот мужья толпой нестройной

Уж на пороге. Замкнут круг.

Любви повторное страданье,

И шёпот губ и ласка рук.

Покроет ночь приют беспечный,

Слуга закроет в сад окно.

И вновь сквозит вопросом вечным

Вчерашних снов смешной недуг

* * *

Гости важные сидели,

Он забился в тёмный шкаф

И сидел в нём три недели

Без раздумий впопыхах.

Гости вежливо ходили,

Говорили шепотком,

Но потом о нём забыли

И ушли, покинув дом.

После этого в потёмках

Стали звуки приплывать:

Кто-то мыл под краном руки,

Кто-то прыгал, как кровать.

Чей-то скрежет раздавался

С тихой речью пополам,

Кто-то весело смеялся

За стеклом дубовых рам.

А спросонья, очень рано,

Всё ходили без сапог,

А потом явился главный —

Бородатый Иван Гог.

Он сказал: «Дышите скромно,

Было время — нет его.

Где мы были спозаранку,

Там не ходит уж никто.

В поле чисто, в море — пусто,

Не найти следа вещей.

Время молча увядает,

Час отныне стал ничей.

Где мы были, где мы будем,

Не подскажет вещий сон.

Звук печальный нарастает

И кружит со всех сторон.

Так что быстро собирайтесь,

Дверь открыта, мост сожжён.

Мы забудем всё, что было,

Даже звук своих имён.

Растворившись в неизвестность,

Обратимся мы в эфир.

Мыслью станем мы бессмертной,

Посетим Вселенский пир.

Так закончил речь хозяин,

Вышел, дверь открыв насквозь.

Чуть дыша, в шкафу надёжном

Всё сидел незваный гость.

Ну, а после вдруг раздался

Шум и грохот, шорох крыл

И затем покой незримый

Во всём свете наступил.

* * *

И самый верный замысел паденьем строен,

Неверный звук гармонией проверен.

Рукой незримой хрупкий мир устроен

И обрушением заранее уверен.

И лишь любовь продолжит бег свой в вечность,

И, возвращаясь, всё вернёт на место.

Движением к вечернему закату

Любуется счастливая невеста…

* * *

И вот, входит он, человек с картины.

В правой руке у него пустота,

В левой — чугунная гиря,

В выраженье лица — простота.

Он ставит гирю на потолок,

В пустоте проделывает дырку,

Взбирается на крыльцо с головой,

И выходит оттуда сильно помятый.

«Ничего, — говорит он, — Здравия желаем!».

После этого завинчивает рукой кран,

Чтоб вода не текла позря.

Мы заполняем квитанцию

И он уходит дальше по инстанции…

Из записной книжки Луция Памплония Скриба

1

Уже прописан день, таинственный и главный,

В судьбе твоей листком календаря:

Числом, неделей, месяцем и годом,

Безмолвной цифрой скрыт он для тебя.

Не раз ещё пройдёшь ты мимо, не заметив

Его печали светло-роковой.

Но пусть незнаньем путь твой будет светел,

Не выдаст тайны вечный спутник твой.

И если эхом дальним вдруг заденет

Тебя чуть слышный отзвук тех миров,

Прочесть в желанье праздном не пытайся

Сюжет своих, манящих в Вечность снов.

И мыслью дерзкою не проникай за стену

Молчанья вечного. Насытишься ты им:

Придет твой час. Ты встретишься с мгновеньем

Как с справедливым Судией своим.

2