Волшебная лампа генсека. Фюрер нижнего мира

Сконструировать какое-нибудь архистрашное оружие с помощью любой мистической трепотни было бы, пожалуй, затруднительно. Уж не собираются ли в четырнадцатом отделе ПГУ вызывать ангелов или, например, демонов для интенсификации борьбы с мировым империализмом? Хотя чем черт не шутит. Ходит-бродит же успешно по всему миру призрак коммунизма.

На пятый день мозги у меня настолько завяли, что я решил проведать врачиху Розенштейн. Для проведения своей предупредительно-разъяснительной беседы. Подъехал к дому на Загородном, поднялся на четвертый этаж и звякнул в нужную дверь. Та распахнулась, вывалилась разгоряченным телом Елизавета, возбужденная и радостная, из квартиры подул гастрономический ветерок, сдобренный пьяными довольными голосами и подвываниями мистера Джорджа Харрисона. Все ясно, можно приступать.

— Гражданка, я по объявлению. Шатенка с ореховыми глазами ищет мужчину с яйцевидной головой и красной книжицей в штанах.

Узнав меня, она сразу как-то потухла, хотя своим любезным видом я не напоминал оловяного солдатика партии. Сразу скисла, как птичка, которая вроде бы уже полетела, а оказалось, что на ниточке.

— Напугались? А зря, Лиза. Из клетки вас действительно выпустили. Летайте на здоровье. Порхайте, парите. Если кто-то из ГБ попытается приблизиться к вам ближе, чем на сто метров, да еще с недружественными целями, его сразу проберут понос и сальмонеллез.

— У меня люди, — гораздо уже спокойнее, уже с заметным неудовольствием произнесла она. — Мы, конечно, должны еще с вами… как бы встретиться, все же я вас просила.

— Я тоже пока отношусь к категории «люди». Кроме того, встречаться со мной отдельно и смущенно вручать коробку сладеньких конфеток да бутылочку спиртного по имени «Наполеон» не требуется. Мое одолжение того не стоит. Оно стоит совсем другого.

— Ну, так чего же? — гордо вопросила она с нетерпением змеи, пытающейся поскорее избавиться от старой шкурки.

Да, эта дуреха явно не понимала, что я крупно рискнул из-за нее.

— Вы же написали на листочке бумаги, что вас, невинную и кроткую, попутали бесы в виде вредоносных друзей и нехороших мужей. Вот я и хочу понаблюдать, не принялась ли вновь виться вокруг вас всякая нечистая сила: демоны, инкубы, гомункулы и и прочие искусители. Вы разве забыли, что чекист — лучший друг любого человека?

— Но я не давала согласие на сотрудничество! — взвилась она.

— Прекрасно, сотрудничать со славной дочерью большевиков-ленинцев буду я.

Я уже двинулся по коридору, бросая по дороге свою куртку на вешалку.

— В какую дверь приглашаешь, хозяйка?

— Но я не знаю даже, как вас представить.

— Глеб, одноклассник. Ну не надо так растерянно смотреть — я ведь, как ни странно, тоже учился в школе. И у меня тоже довольно молодое лицо. Надеюсь, одноклассников у вас сегодня в гостях нет.

— В самом деле, нет, — было заметно, что несмотря на все страхи за свою общечеловеческую, а также женскую честь, ей нравятся импровизации и экспромты.

— И обязательно на «ты», Лиза. Иначе испортишь весь праздник.

Мы зашли в комнату, причем я пропустил свою руку у нее под локтем. Задымленная, горланящая, патлая, бородатая компания, на секунду сделав тишину, уставилась на меня.

— Это Глеб, мой одноклассник, — правильно сыграла Лиза.

— А это гражданка Розенштейн, которая всегда у меня списывала.

И тут я понял, что вижу неподалеку Фиму Гольденберга. С излишней длиной волос, как и все тут, но не с гитарою, не со стаканом, а с книжкой в руке.

— Фима, алтер шлепер, сколько лет, сколько зим! Хоть не в Эрец Исраэль, но все-таки с «Ликутей Тора» перед носом.

— А, Глеб — это ты? — несколько вяло отозвался Фима.

— Так вы Гольденберга тоже вызывали? — зашипела в среднее ухо Лиза.

— Успокойся, любительница фекалий, мы с Фимой не пересекались по служебной линии, а просто совместно проучились в триста восемнадцатой школе. Правда, он для получения пятерок сидел на передней парте, я на задней. И я совершенно не виноват, что он завалил экзамены на Восточный факультет, где по всей логике вещей нахватать «бананов» должен был я. Но с одной логикой вещей жили бы мы скучно словно в какой-нибудь Швейцарии.

— Ага, если он проучился вместе с Фимой, то, значит, не мог учиться с Лизкой и уж тем более давать ей списывать, — выступила какая-то поддатая личность с бородой типа метла, как у Фиделя.

— В одномерном мире живете, а еще пьяница, — сурово высказался я. — На самом-то деле может быть все. В этой жизни я учился вместе с Фимой, в прошлой — вместе с Лизонькой. В каббале это называется «гилгул». Товарищ Гольденберг меня понимает.

— Так вы тоже «аид», как я сразу не заметил эти висящие уши, — извинительно произнесла бухая личность. А Лиза вперилась в меня уже с тревожным недоумением. Видимо, она представляла товарища Фролова энкавэдистом с большим маузером, спрятанным где-то в мотне, а не востоковедом, знающим, что варится в голове Фимы Гольденберга. Когда я уже восседал по левую руку от доктора Розенштейн, уже принял «на грудь» и рассказывал свежий анекдот, за который у нас недавно терзали одного клиента, ко мне неожиданно подвалил Фима.