И, наконец, ведущее место в орфических обрядах отдавалось музыке и поэзии. Орфей был посвящен в таинство бытия как мудрец, но именно благодаря своему Божественному дару музыканта он мог выразить, озвучить высшую гармонию, красоту идеального мира, к которому должна стремиться душа человеческая. Музыка вообще играла важную, если не главную, роль в обряде инициации, погружая кандидата в состояние транса и экстаза. Какой она была, эта музыка мистерий? Возможно ли ее восстановить? Она покачала головой. С мелодиями все было сложнее. Древняя их запись точностью не отличалась, и знатоков музыкальной грамоты всегда было несоизмеримо меньше, нежели грамоты обычной.
Настя открыла такие древние и казавшиеся такими современными орфические гимны:
«Бог един самобытный; Им одним все сотворено, во всем Он живет и никто из смертных не видит Его…» «Я открою перед тобой тайну миров, душу природы, сущность Бога. Прежде всего узнай великую мистерию: единая Сущность господствует и в глубине небес, и в бездне земли…»
Внезапно вспомнила, именно эти строчки она слышала от Косты. Истово верующий православный грек и орфические гимны? Надо было порасспросить Косту поподробнее. Тут же реализовала собственное желание, а именно позвонила. На ее просьбу о встрече друг Ники отозвался быстро. Через полчаса уже сидели вместе за столиком в соседнем кафе. Курчавые волосы грека были влажными. Она явно вытащила несостоявшегося монаха из-под душа.
– Ты говорил, что Эдуард обращался к тебе за различной информацией?
– Не только ко мне, – пожал плечами Коста, – ко мне в основном он обращался, когда пытался понять тонкости церковной службы и, конечно, церковных песнопений.
– Ты хорошо разбираешься в церковной музыке?
– Хорошо ли я ее знаю? Не уверен, я не специалист. Но я ее хорошо чувствую и понимаю. Музыкальное сопровождение литургии направлено к одному: показать человеку дорогу к Свету.
– Дорогу к свету?
– Конечно, мистика Света пронизывает собой весь строй литургической жизни. Сама посуди, почему началом богослужебного дня является вечерня?
– Разве не утреня? – проявила полное незнание тонкостей богослужения Столетова.
– Нет, именно вечерня, потому что она – первый этап в движении души к Свету, верующих ожидает ночь, мрак и луч надежды в конце тоннеля, по которому продвигается душа через покаяние. Утреня приносит ощущение восходящего Солнца, и, наконец, сама литургия – это восхождение души к Свету Создателя.
– Никогда над этим не задумывалась, – призналась Настя, смутная идея зашевелилась в ее голове, и она спросила: – Кстати, насколько они древние, церковные мелодии?
– Для верующих они – продолжение ангельского славословия, а значит, говорить об их возрасте не имеет смысла, они существовали до начала самого понятия времени, – таким тоном произнес Коста, что было непонятно, серьезно он говорит или нет.
– То есть очень древние, – сделала вывод Настя, – кстати, в своих черновиках Эдуард говорит о транскрипции древних мелодий. Интересно было бы узнать, о каких мелодиях идет речь и возможна ли их транскрипция?
– Возможна ли транскрипция древних мелодий? Почему ты меня об этом спрашиваешь? – задумчиво произнес Коста.
– Интересно, тем более Вельтэн о них говорит очень необычные вещи.
– Например? – поднял брови он.
– О возможности восстановления древней магической музыки, – объяснила она, наблюдая за реакцией собеседника.
Коста внимательно посмотрел на нее.
– Ты, случайно, не из-за этого появилась в Клюни?
– Из-за чего? – сделала непонимающий вид она.
– Из-за исследований де Вельтэна, – жестко произнес он.
Настя удивленно вскинула брови.
– В Клюни я появилась в качестве технического переводчика, – медленно произнесла она, – а с Эдуардом была связана раньше по моей работе над диссертацией. Мне не хочется всю жизнь заниматься переводами, история меня интересует гораздо больше!
– Вельтэн рассказывал тебе о том, чем занимался? – На этот раз тон Косты был менее резким.
– Очень немногое, знаю, что его интересовала фигура Орфея и орфические мистерии. Кстати, я от тебя услышала строчки из орфических гимнов: «единая Сущность господствует и в глубине небес, и в бездне земли!» – произнесла по памяти она.
– Эти строчки часто произносил Эдуард, и они мне показались удивительно правильными, – улыбнулся Коста.
– Кстати, а ты что думаешь о самой возможности существования такой музыки?
– Хотелось бы верить в ее существование, – мечтательно произнес он.
– Почему?
– Только представь себе, найти мелодию, способную освободить от всех пороков, с помощью которой возможно спасти погрязшее в грехах человечества и привести его к покаянию и искуплению! Когда наконец человек перестанет быть жертвой собственных инстинктов! Того, что он называет любовью, но которая способна превратиться в ненависть! Только музыка способна привести нас к спасению и возрождению! – Он говорил об этом с такой страстью, так пылко и с такой надеждой, что Настя и сама заразилась.
Сказал и как-то внезапно потускнел, потух, взгляд стал неподвижным:
– Только, к сожалению, все, что открыл, Эдуард унес с собой!