Волшебная мелодия Орфея

– Ничего не осталось? Неужели невозможно восстановить его записи, есть ведь черновики, чертежи?

– Нет, все пропало, даже думать об этом смысла не имеет!

Ноябрь 1147 года, аббатство Клюни, владения Французской короны

Бернар помолился св. Антуану. Он был согласен с аббатом, он нуждался в помощи. Но ждать сложа руки, пока святой выручит и осветит его путь в потемках, он не собирался. В его душе жива была крестьянская, поколениями землепашцев выстраданная уверенность, что святые помогают только тем, кто способен помочь себе сам. Разум, логика в любом случае оставались его друзьями. Даже в расшифровке самых загадочных и непонятных человеческих чувств, во всем можно было найти логику. Бернар был абсолютно уверен в этом. Radix malorum omnium – корень всего зла. Он должен был найти этот корень, первопричину, с которой все началось. С какой целью приехал в монастырь Ожье? Древние тонарии! Промелькнуло в голове Бернара, а что, если именно эти певческие книги и есть первопричина всего происшедшего? Что ему было известно о них? Ровным счетом ничего! Он вспомнил рассуждения брата Иоанна. Только тогда он ничего не понимал, слова были слишком туманными, понятия отвлеченными. Но когда Теодориус заговорил о магической музыке, он вспомнил, как его старый учитель один раз рассуждал о священной гармонии, о которой знали древние, но которая была утрачена вместе с Золотым веком. Не это ли было той самой волшебной песней? Недолго думая отправился в библиотеку. Хранителя библиотеки на месте не было. Заглянул в скрипторий, так и есть, брат Клемент аккуратно вырисовывал буквы на старательно выскобленном листе пергамента. Он заметил Бернара, лицо его дернулось и застыло.

– Мир тебе, Бернар, с чем пожаловал?

– Брат Клемент, всем известен твой ум, равных которому в нашем монастыре нет, и не уступающая ему ученость твоя, помоги мне, просвети меня! – смиренно попросил инфирмариус.

– Всем, чем могу, мой брат, – сменил гнев на милость Клемент.

– Хочу я, чтобы ты рассказал мне побольше о тонариях, которыми интересовался Ожье, и о древних песнопениях, которые были в них записаны. Гонорий пытался мне объяснить, но, к сожалению, познания мои в музыке ограниченны, и способности, как ты знаешь, тоже.

Клемент, обладавший красивым серебристым голосом, усмехнулся. Полная неспособность Бернара к пению стала притчей во языцех.

– Я думаю, ты слышал от некоторых ученых братьев о необходимости запретить всю языческую мудрость? Тогда и про Аристотеля, и Платона придется забыть! Только представь себе подобное невежество!