Волшебная мясорубка

Из репродукторов над танком угрожающе завыла сирена, в воздух взмыли желто-зеленые сигнальные ракеты. Пехота в панике заметалась по завалам. Надевая противогазы, бойцы бросились под танк. Но наперерез им выскочил старый солдат и, яростно закричав, стал бить прикладом бегущих под надежное стальное укрытие. Он очень старался, но не мог сдержать бойцов, лезущих под танк со всех сторон. Их набилось туда так много, что отдельные руки и ноги торчали между гусениц и колес. Вдруг из бронированного передка медленно вылез самоокапывающий нож бульдозера, танк заревел, дернулся и, скрипя гусеницами, начал крутиться на месте. И вот через несколько секунд там, где были танки, бурлили и осыпались груды мусора вперемешку с тем, ну, тем…

– Вспышка слева! – выкрикнул кто-то, и Тариэл машинально падает и прячется под своей шинелью, стараясь влипнуть в землю, просочиться туда, как жидкость. Но ничего не выходит.

Танки перестают ворочать землю и воцаряется тишина. И вот он чувствует ласковое тепло, красный свет, проникающий в глаза сквозь шинель и отчаянно зажмуренные веки. Но все равно свет невыносимо ярок. Он гаснет так же мгновенно, как вспыхивает. Четкие длинные ползущие тени вдруг исчезли, и над Тариэлом простерлась тьма.

Прошла ударная волна, за ней последовал резкий, режущий звук, напоминающий треск грозовых раскатов. Вновь тишина и мрак. Кажется, все позади. Тариэл еще немного полежал, свернувшись клубочком, потом услышал копошение вокруг и открылся. Рядом на карачках перебираются солдаты в противогазах. Тариэл вскидывает глаза и видит, что где-то в километре от него, на соседнем участке боя, клубясь, поднимается в небо темное облако ядерного взрыва в форме уродливой, вытягивающейся в небо колбаски.

«Нейтронная».

Танки, как гигантские кроты, тут же вылезают из своих укрытий и двигаются дальше в атаку. После взрыва мутит и звенит в ушах. Удивительно, но перед тем как потерять сознание, не только понимаешь, что у тебя вот-вот потемнеет в глазах, но и суетливо пытаешься этого избежать.

Вдруг страх пронизывает все существо и пробивает дрожь. Почему-то кажется, будто что-то не в порядке. Герметичность противогаза?

Тариэл встает на колени и хватается растопыренными пальцами за маску.

«Что? Не может быть! Этого не может быть!»

Но через резиновые глазницы пальцы свободно дотрагиваются до век.

… Тариэл, весь в испарине от нездорового полусна, вздрогнул и открыл глаза. Кругом пели птицы, стучали дятлы.

«Почему я выбросил неисправный противогаз?» – подумал лежащий на земле Тариэл, глядя на уходящие в небо стволы.

В школе их учили, что нужно делать, если маска оказалась негерметичной. Сначала закрыть глаза, задержать дыхание, лучше даже слегка кашлянуть, чтобы освободить дыхательные пути. Потом без паники снять противогаз, вынуть фильтр из сумки, отвинтить его от соединительной трубки и взять горловину фильтра в рот. Затем зажать пальцами нос и, не открывая глаз, дышать через фильтр. При этом можно вдыхать и выдыхать через фильтр. Клапанов все равно нет.

Впрочем, и тогда доза внутреннего поражения была бы смертельной. Ведь проникающая радиация действует первые несколько секунд после взрыва. Противогаз тут ни при чем. Тем более что с закрытыми глазами и фильтром в зубах далеко не убежишь. Пришлось бы стоять и ждать, пока подберут. Но так предписывала инструкция. А солдат должен всегда действовать по инструкции, независимо от ее эффективности. Он не сделал так, как предписывали инструкции. Почему? Потому что сломался, психанул. Но зато его не расстреляли, как труса. Тот офицер, со сгоревшим от электромагнитного импульса мегафоном, он ведь не застрелил его. А еще можно было даже не снимать противогаз, просто закрыть его глазницы ладонями, но тогда его точно бы расстреляли, решив, что он сдрейфил идти в атаку. Так что, все таки лучше было дышать через фильтр.

«И, может, жив бы остался, – думал Тариэл. – Но зачем? Чтобы десять лет загибаться от лучевой болезни? Нет уж, спасибо. Лучше подохнуть сразу. Так что хорошо, что я тогда психанул и не сообразил насчет фильтра. По крайней мере, это было не самоубийство».

Вдруг на солнце наползло облачко, свет померк, и от этого стало зябко, но хорошо. Глаза теперь не слепило и можно было, не жмурясь, пялиться в небо. Только сине-зеленое пятно, оставшееся от солнца в глазах, маячило теперь впереди.

«Надо же, – удивлялся Тариэл, – пока я жил, небо меня не касалось, а теперь оно вдруг заявляет о себе. Да. Ведь дома почти не было солнца. Только прожектор, да это тусклое, мутно-белое пятно над фронтом».