Волшебная нить (СИ)

- Приказчики все мошенники, - продолжал Норов. - Управляющего пойди найди честного, а порядочные немцы дорого стоят. Где денег взять?

Не встречая сопротивления, он еще более воодушевился.

- По дому хозяйничать, в кладовых - с дорогой душой! Это по вашей части. А уж мне дозвольте заниматься делами имения! Пусть каждый учит свой урок, тогда и в доме будет толк! - И в ход пошел последний козырь Василия Федоровича. - Не я ли трудился не покладая рук все эти годы, все ради вас? О вашем достатке пекся день и ночь, не ожидая благодарности. И теперь, выходит, меня в отставку, а на мое место управляющего? Уж не велите ли мне и вовсе съехать?

Марья Алексеевна почувствовала, что теряет почву под ногами. Куда как проще было сдаться, вернуть все как было прежде. Вновь погрузиться в волшебный мир французских романов и грустить у окна... Однако она уже не доверяла этому человеку. И Катя... Тревога за дочь не покидала Марью Алексеевну, и она прилежно следила за Норовым, который старательно прикидывался равнодушным. Признаться, не раз в голову Марьи Алексеевны приходила мысль избавиться вовсе от опеки Василия Федоровича, но пока она не видела способа это сделать. И то, не выгонять же его на улицу...

А Катя... Ах, Катенька, любимая до обожания дочь! Она так и не простила маменьку за слабость, за то, что Марья Алексеевна не смогла отстоять ее интересы, запирала от разбойников, не велела видаться с младшим Бронским. Пропасть между ними росла день ото дня, и бедная женщина не находила способа приблизиться к дочери, помочь ей пережить одиночество, согреть своим теплом. А она видела, как тоскует Катя, как мечется в своей светелке и плачет. Не было горше печали, чем заплаканные глаза родного ребенка...

Все в доме шло ни шатко ни валко, пока не начались посевные работы. Теперь каждый день приносил заботу и требовал скорых решений. Приходил староста, ждал распоряжений, где что засевать. Надобно было следить за ходом работ, а Василий Федорович нарочно принимал равнодушный вид и отсылал мужиков к барыне. В доме воцарялся хаос, и Марья Алексеевна в отчаянии ломала руки над расходными книгами.

Василиса, не осерчав за ключи, помогала барыне советом и делом. Однако и она не могла сказать, где взять денег на недостающие семена и куда подевались все доходы с прошлогоднего урожая. В книгах Марья Алексеевна ничего не нашла, как ни искала. Ах, как нужна была ей помощь человека знающего и надежного! Да где ж его сыскать?

Впрочем, к чему лукавить: не раз опять приходила в голову Марьи Алексеевны мысль обратиться к предводителю дворянства. Нет, не как к предводителю. Как к Сереже, Сергею Львовичу, кому когда-то небезразлична была ее судьба. Однако тотчас при этих мыслях возникал в памяти надменный взгляд; холодное "Бог в помощь!", брошенное ей вслед, звучало в ушах. О нет, можно ли простить! Сердце ее сжималось от горя при этих воспоминаниях.

Да и чем он может помочь? Найти управляющего? Дать денег? Это не спасет имение. Марье Алексеевне прежде всего нужно плечо, на которое она могла бы опереться, твердая мужская рука, какая бы крепко держала бразды правления. А он, ее Сережа, сделался холодным и надменным, чужим, совершенно чужим...

И она сдалась... Как скоро катастрофа сделалась неизбежной, Марья Алексеевна решилась на отчаянный шаг: подписать новую доверенность на имя Василия Федоровича. Конечно, на определенных условиях, как-то: обо всех действиях он должен был докладывать Марье Алексеевне, это во-первых. Во-вторых, она сама будет вести расходные книги и хозяйничать в доме. Безропотно приняв все условия, Норов торжествовал победу. Он тотчас привез стряпчего, который заверил гербовую бумагу печатью.

И с тех пор жизнь в имении худо-бедно наладилась, хоть и не вернулась в прежнюю колею. Впрочем, Василисе вернули ключи затем, чтобы по первому требованию подать их хозяйке. Сама же барыня превращалась в записную конторщицу.

Глядя в зеркало, висевшее на стене в ее комнатке, Марья Алексеевна поправила чепец и вновь склонилась над счетами.

3.

Едва подуло весенним ветром из полей и веселее запели птицы, встречая тепло и солнце, Катя ощутила беспокойство. Весеннее полнолуние и вовсе лишило ее покоя. Просиживая бессонные ночи у окна и наблюдая, как восходит чисто вымытая луна, плывет над верхушками деревьев, посылая ей загадочную улыбку, бедная девушка томилась неосознанными желаниями и тревогой. Лунное сияние завораживало, делало все сказочным вокруг, и самые безумные мечты воскресали вновь и самые счастливые надежды.

Катя вздыхала и мучилась необходимостью молчать, ждать, не смея высказать то, что жило в ее душе. Она ловила на себе удивленные взгляды Марьи Алексеевны и дяди, когда, бывало, замирала над чашкой чая или забывала завернуть кран самовара.