Волшебная нить (СИ)

Эти мысли несколько расхолаживали юного правоведа, да и по трезвом размышлении он уже не находил причину ссоры достаточно весомой, чтобы подвергать себя и друзей столь серьезному испытанию. Однако отступать было поздно. Чтобы ненавистный князь посчитал его трусом и после ославил на весь Петербург? Этому не бывать!

Бронский был озабочен выбором оружия, когда его вызвали в кабинет директора. До дуэли оставался всего один день.

Войдя в просторный кабинет, украшенный портретом государя, Бронский несколько смешался. Навстречу ему поднялся господин в мундире, с широким покатым лбом, светлыми усами и умными, проницательными глазами. Это был принц Ольденбургский. Он жестом предложил воспитаннику сесть на кушетку, сам же занял место директора за письменным столом.

- Я полагаю, вы осведомлены о наказаниях, каковым подвергаются дуэлянты?

- Да, выше высочество.

Принц помолчал, пристально глядя в лицо Левушки.

- Что будет значить закон, если даже те, кто призван его утверждать и сохранять, сами же и нарушают?

- Но моя честь!..- начал было Левушка, однако принц жестом остановил его.

- Я дворянин, не трудитесь объяснять мне вопросы чести.

- Виноват, - потерянно пробормотал Бронский.

Петр Георгиевич поднялся и жестом велел подскочившему воспитаннику сесть. Он подошел к окну и, глядя куда-то за Фонтанку, продолжил:

- Итак, вопросы чести вынуждают вас, будущего защитника закона, поступить безрассудно, подставив под угрозу репутацию Училища и судьбу товарищей, забыть о родных, которые уповают на вас?

Бронский подавленно молчал. Ему нечем было возразить. Петр Георгиевич говорил о жестокой участи наказанных за поединки, привел безжалостный перечень имен погибших на дуэли блестящих, одаренных, подающих надежды юношей. Бронский готов был провалиться сквозь землю. Он раскаивался в содеянном, но не знал, как выбраться из этой истории, не запятнав чести. Однако Петр Георгиевич избавил его от выбора.

- Теперь вы отправитесь под арест, - распорядился он. - Ваш воспитатель оповещен. Посидите неделю, а после мы решим вашу участь: оставаться ли вам в Училище или покинуть его. Вы своекоштный или казенный?

- Своекоштный, - ответил Бронский. Он едва не плакал, переживая свою вину. Прикажи ему принц теперь же отправиться в солдаты, на Кавказ, принял бы его решение как великую честь.

- Для чего вы поступили в Училище? - спросил принц, обернувшись к воспитаннику и глядя ему прямо в глаза.

И Левушка высказал то, что давно мечталось ему донести до Петра Георгиевича:

- Для того чтобы сделать мою жизнь нужной для блага отечества, принести пользу. В юстиции работы более всего, и здесь, мне кажется, я смогу быть истинно полезен для государства. Неправосудие не должно торжествовать, это величайшее в свете несчастие. И величайшее несчастие - умереть, не сделав ничего хорошего, высокого... - добавил он, опустив голову и чувствуя, как пылают его щеки.

Что-то дрогнуло в лице принца Ольденбургского, и голос прозвучал куда мягче, когда он произнес:

- Прежде чем вас запрут, вы проведете в нашей церкви час в покаянной молитве. Ступайте.

Бронский не чувствуя ног вышел из кабинета и направился к церкви Святой Великомученицы Екатерины, учрежденной здесь, в Училище, в память об августейшей матери принца, великой княгине Екатерине Павловне. Храм располагался в средней части третьего этажа. Войдя в церковь, Бронский оглядел реликвии храма (картины Рубенса, Франка и Корреджо, подаренные Училищу директором Пошманом, хоругви трех батальонов ополчения 1812 года, собранные великой княгиней Екатериной Павловной в деревнях у крестьян), встал на колени перед иконой св. Великомученицы и замер в молитве.

Час пролетел как минута, юноша молился об успешном исходе его легкомысленного приключения, молился за близких, друзей и любимых. Совершенно искренне каялся в своих проступках и заблуждениях и. как сын у отца, просил прощения у Всевышнего.

7.

И вот, срок заключения истек, Левушка выходил из него новым человеком. Здесь было передумано столько, сколько за всю жизнь Бронский не передумал. Из книг под арест дозволено было взять лишь Евангелие, и добрая часть времени арестанта уходила на размышления. Левушка уже ни о чем не жалел и не колебался, был готов принять любое решение собственной участи.

И все же не без удовольствия он вспоминал мокрое лицо и оторопь Шеншина и испуганную физиономию квартального, который не посмел вмешаться в разделку аристократов. Вот только досадно ему было, что причиной несостоявшейся дуэли послужило кокетство и нечистая игра графини Забельской. Она решительно не стоила того, чтобы из-за нее гибли.