Волшебная нить (СИ)

Стараясь ступать бесшумно, она продолжила путь. Подходя к небольшой опушке, где лежало огромное, поваленное бурей дерево, Катя остановилась и прислушалась. Опять! Теперь она явственно слышала звон упряжи и нетерпеливое переступание лошадиных ног. Спрятаться в березовой роще непросто, но Катя прокралась к опушке, прильнула к довольно широкому стволу и опасливо высунулась из-за него. Ее платье сливалось расцветкой с березовой корой, и шляпка тоже была белая, тюлевая.

Катя разглядела из своего укрытия часть опушки, поваленное дерево... Она переместилась еще ближе, обнимаясь с березой, осторожно высунулась вперед и тихо ахнула.

На комле поваленного дерева сидел Лев Сергеевич Бронский в охотничьей куртке и картузе. Задумчиво глядя в сторону Катиного дома, он отмахивался хлыстиком от осаждавших его насекомых, а рядом топталась оседланная лошадь. Она мирно щипала траву, от времени до времени встряхивала гривой и обмахивалась хвостом. Рядом с Левушкой стояло охотничье ружье, прислоненное к дереву.

"Гуронка" радостно перевела дух. Уже не прячась, она выбралась на опушку.

Катя видела, как вздрогнул юноша, как вспыхнули восторженным огнем его синие глаза. Он не мог вымолвить ни слова, только вскочил ей навстречу и замер в ожидании, сдернув с головы картуз. Его глаза все сказали ей, и Катя, повинуясь сильному внутреннему порыву, бросилась к Левушке и приникла к его груди. Пылкий юноша тотчас заключил ее в объятья, не смея, однако, причинить ей хоть малое неудобство.

- Я ждал все эти дни, - жарко шептал юный правовед, и девушка слышала, как бешено стучит его сердце, и чувствовала, как тело его пронизывает дрожь.

- Я не могла прийти, - оправдывалась она, блаженно тая в его объятьях. "Ах, как хорошо! - мелькнуло в ее голове. - Если бы так замереть навсегда!"

То же думал и Левушка. Прерванная было нить вновь протянулась между ними, и всякое трепетание ее оба чувствовали тотчас.

Однако надо же было возвращаться на грешную землю. Катя с усилием оторвалась от милой груди и поправила шляпку, смущенно пряча под ней хмельные глаза.

- Мне надобно посоветоваться с тобой, - произнесла девица с излишней деловитостью.

Катино "тебя" отозвалось отрадой в сердце Левушки.

- Я непременно выслушаю... тебя, но позволь мне сказать: графиня Забельская...

- Ни слова о ней! - воскликнула Катя, нахмурившись.

- Я должен сказать это, чтобы между нами ничего более не стояло. - Он глубоко вздохнул и продолжил с усилием. - Я был любовником графини, но это случилось до встречи с тобой. С тех пор как я увидел тебя, в моем сердце нет более места никому, я твой, только твой!

Кате больно было слышать его признание, больнее, чем она полагала. На глазах ее появились слезы, она отвернулась. Лицо Левушки тотчас отразило такое страдание, словно ее боль отдалась ему с большей силой.

- А дуэль? - насилу выговорила Катя, не глядя ему в глаза.

- К дуэли эта дама не имеет отношения, поверь мне, Катя! Все было так, как я описал тебе в письме. Мы повздорили с Шеншиным в трактире из-за пустяка. Поверь мне...

Тут вдруг он грянулся на колени и с мольбой воззрился на Катю.

- Полно, встань, ты испачкаешься! - смутилась девица. По голосу ее Левушка понял, что прощен.

Он вскочил и вновь стиснул ее в объятьях.

- Ах, как я счастлив, - шептал он, ища ее губы. Катя не смогла или не захотела уклониться от поцелуя, и он настиг ее, упоительный, долгий, страстный...

Если б влюбленные могли знать, что этому поцелую есть неприметный свидетель!

24.

Сергей Львович ехал в губернский город по делам предводительства. Так он объяснял себе сей неожиданный порыв. Собравшись в минуту и не дожидаясь сына, несмотря на опасность днями пропадающего в лесу, он мчался теперь по пыльной дороге, будто убегал от самого себя. Теперь следовало дать отчет, что заставило предводителя уездного дворянства, бросив все дела в имении, трястись несколько часов в экипаже.

Его терзали противоречивые чувства. Если бы он мог видеть себя со стороны, то, верно, весьма бы удивился, а то и расхохотался скептически. Лицо Сергея Львовича отражало борения души. Умильная улыбка, так не свойственная ему, сменялась брезгливой гримасой, которая, в свою очередь вытеснялась недоумением, а после и гневом. Он надолго застывал, погруженный в воспоминания, потом, встрепенувшись, давал иной ход мыслям.

Случившееся с ним в гостях у Давыдовых не вмещалось в привычные представления о жизни, ломало сложившиеся устои. Он действовал вопреки собственным правилам. Да и что за диво? Все, что произошло тогда, похоже на сон, волшебную грезу, коим давно уже не было места в жизни Сергея Львовича. Он и не подозревал в себе склонности к подобным романтическим эскападам. Верно, присутствие Марьи Алексеевны произвело такое необычное действие, вернуло давно забытое, трогательно, живое.