Волшебная палочка госпожи Тендер, или Приключения дорогой редакции

— Ну, — редактор смотрит умоляюще, — это же рекламный текст! Так надо!

Я вздыхаю снова и безнадежно машу рукой: «Делайте что хотите!»

Медведь исподтишка тоже шевелит бровями.

— Да ладно тебе, — говорит. — Такая работа.

— Текст должен быть стандартным, — говорят обе дамы, — вон посмотри, как в прошлом номере. Примерно так.

— Но это же, — удивляюсь, — не будут читать! Мой муж с компаньоном сами этот номер читали. И девочки в офисе читали. И дома детям показывали. И даже мужьям. И в школу Сашка этот номер носил. Все говорят, снотворное. Да он же вообще дурацкий, этот текст! Он такой же, как два с половиной десятка таких же в других журналах! На него только посмотрят — и сразу перелистнут!

— Ну да, да, — кивает редактор, — но надо, чтобы у нас было похоже.

Что за чёрт.

— Вы же сами знаете, что такие тексты никто не читает! — я встаю и наклоняюсь к редактору.

— Ну да, — тянет редактор, — да. Но так надо.

Ничего не поделать, садимся и вносим коррективы. Наконец, редактор даёт «добро» и можно идти домой.

И вот понедельник. С облегчением вытаскиваю блокнот, чтобы записать новые темы, как вдруг рекламный отдел говорит:

— Лена, это не текст, это ужас.

Я вздрагиваю.

— Как, — говорю, — ужас?

— Вот так, ужас. Детей не осталось. Одни технические данные. Скорости, спидометр. Поездки нет совсем. Голая реклама! Ну, это же голая реклама, понимаешь? Напиши как бы просто про поездку с детьми!

— Хорошо, — киваю, — напишу. Завтра.

Завтра оказывается, что уже ничего не надо: редактор переделала всё сама.

Медведь смотрит на меня. Она знает, что я знаю, ПРО ЧТО она.

Я смотрю в окно.

* * *

— Ой, Лена, какие у тебя картинки прикольные! — распахивает накрашенные глазищи рекламный отдел и улыбается до ушей.

Я сияю. Журнал готовится отмечать день рождения и мне разрешили нарисовать масштабное полотно: «Будни дорогой редакции».

— Ну да, — фыркает Медведь, — то-то после неё перерисовывать приходится!

Тяжело смотрю на Технического. Перерисовывать и правда приходится. Например, я сдаю ей картинку, а внизу подпись: «Оля, это не матрас, это танк!» Или: «Отрезать нос мальчику. Он тут лишний». А пушка, нарисованная моей рукой, до сих пор вызывает радостное хрюканье. Саша её на столе держит.

У меня как бы это сказать, искра божья есть, а с техникой не очень. Поэтому персонажам приходится править руки-ноги, а всё неживое вообще чаще делает Медведь. Только раньше Технический не позволял себе таких комментариев.

Вы не думайте, я тренируюсь. Учебник по рисованию комиксов купила.

— Оля, — говорю я злобно, — я теперь буду рисовать сплошь ожившие предметы быта. Как у Андерсена. Чтобы ты в полной мере ощутила моё ничтожество. Или стоп. Я вообще не буду рисовать.

— Нет, — торопливо заявляет Технический.

— Да, — продолжаю я мстительно, — да. Да.

Рекламный переводит глазищи с меня на Медведя, с Медведя — на меня. Пытается понять, шутим или ругаемся.

Медведь прикрывает ноутбук и смотрит на меня поверх очков.

— Ты меня нарисовала! — быстро произносит она.

Я прячусь за ноутбуком.

— Я и себя нарисовала! — говорю оттуда.

— Ты себя стройную нарисовала! — вопит Медведь.

— Я себя бесформенную нарисовала! Ещё переживала по этому поводу! Да и вообще это только по мотивам!

— Нет, не по мотивам! Я узнаваема!

— Как нарисовала? Медведя нарисовала? — хором ахают рекламный и редактор. — Ну-ка дай посмотреть.

На картинке отчётливо узнаваемый Медведь. Взгляд. Очки. Поза. Причёска на бумаге — два волоска, но каким-то невообразимым образом похожа на оригинал.

То, что на картинке Медведь в полтора раза стройнее, чем в жизни, как-то не удостаивается внимания.

— Совершенно непохоже! — с нажимом сообщает редактор.

— Вот! — кричу я.

— Что — вот? — кричит Медведь. — Ну, хорошо, допустим, на этой действительно не очень похожа. Ты ей другую картинку покажи!

Показываю другую. Редактор не сдерживается и хрюкает. Я и сама удивляюсь, как можно в несколько линий и пару точек передать такое сходство. Я же рисовать не умею!

— Не очень-то и похожа! — врёт редактор.

Рекламный поддерживает шефа убедительными кивками.

— Она меня лысую нарисовала!

— Что? — возмущаюсь я. — Ты на меня посмотри.

— Вот эта тётка — тыыы?! — поражается редакция?

Мне делается окончательно обидно. Кругом одни предатели.

— Я уйду. Честное слово, уйду. Буду гладить мужу рубашки!

Но они даже не смотрят на меня. Предатели.

* * *

Наша корректор, Катя, очень приличный человек. Нет, не как Эксперт по Этикету — по-настоящему. Даже иногда это неудобно, потому что приходится всё время помнить, что рядом Катя. Иначе она очень расстраивается. Она чувствительная.

В Невероятно Современном Центре Катя преподаёт русский язык. Его же — ещё в одной школе. Корректурой занимается дома, в свободное от школ время. Видим мы её редко, как вдруг она заглядывает к нам в кабинет.

— Прихожу, — рассказывает Катя, — в школу, а там бегает тётка и кричит: «Сдавайте самоанализы!»

— Что-что сдавать? — интересуемся мы.

— Самоанализы. У нас разработали кто-то методику самоанализа педагогической деятельности. Так она бегает и кричит: «Сдавайте самоанализы!»

— А что это?

Катя долго ищет слова. Наконец, находит: