Ребекка подтянулась к спинке кровати, чтобы сесть. Она была так разгневана, что ей трудно было говорить.
– Жак… Ты ведь образованный человек. Неужели ты не понимаешь, что твой отец подсыпал тебе в вино сильное снотворное? В тот момент он ведь был полностью вменяемым и контролировал свои действия. Более того, он все сделал намеренно. Неужели это тебе не доказывает, что он ведал, что творил. Вся эта мерзость была им тщательно спланирована!
Жак густо покраснел.
– Ты, конечно, права, Ребекка. Я вот что тебе скажу: сидя в этом кресле и охраняя твой сон, я уже все обдумал. Мое решение таково: мы должны немедленно возвратиться в Саванну. После того, что случилось, жить под одной крышей с отцом для нас невозможно. Через несколько дней, когда ты окончательно оправишься, мы отсюда уедем.
Ребекка задумалась. Поразительно, совсем недавно ей не терпелось покинуть Саванну, потому что было невмоготу находиться одной рядом с Жаком, а теперь, наоборот, Саванна кажется спасительным убежищем. Тоска ее неполноценного замужества все же предпочтительнее насилия в собственной супружеской постели, рядом со спящим мужем.
– Если мы уедем отсюда, то только с Маргарет. Мы не можем оставить ее здесь.
Жак кивнул:
– Конечно.
– А как твоя мать?
Жак пожал плечами:
– С ней я этот вопрос еще не обсуждал. Она весь день не выходит из спальни и ни с кем не разговаривает, кроме своей горничной. Ночное происшествие ее сильно потрясло. Она всегда была очень предана моему отцу. Можешь себе вообразить, что она должна сейчас чувствовать.
Ребекка медленно кивнула. Разумеется, такое вообразить она могла. Проснуться утром и узнать, что муж в собственном доме пытался изнасиловать женщину, и не просто женщину, а жену сына. Да, тяжелый удар.
– Ее надо успокоить, – сказала Ребекка. – И это должна сделать я. Пойду и скажу, что не считаю, что за происшедшее в ее доме она несет какую-то ответственность.
Жак вопросительно посмотрел на Ребекку:
– Ты уже можешь подняться с постели? Ребекка осторожно вытянула ноги. Все тело болело.
Она чувствовала огромную усталость, причиной которой скорее всего было нервное напряжение. Однако передвигаться Ребекка была в состоянии.
– Все в порядке, сейчас встану. Мне обязательно нужно поговорить с твоей матерью. Будь любезен, подай пеньюар. Он где-то там, на комоде.
Жак отправился за пеньюаром, а Ребекка быстро подняла рубашку, посмотрела на себя и поспешно одернула. На груди и бедрах повсюду были синяки лилового цвета, а внизу живота наложена повязка.
Жак подал ей пеньюар.
От вида синяков внутри у нее все разболелось. Она увидела физические свидетельства своего поругания. И хотя завершить акт насилия Эдуарду помешали, Ребекка знала, что он все равно у нее что-то отнял, что-то такое, чего она уже никогда больше не вернет. И в этот момент она пожелала его смерти. Ей захотелось, чтобы он умер, ушел навсегда, чтобы никогда больше его не видеть!
Вначале Фелис не хотела принимать Ребекку. Прежде чем горничная, стройная девушка с коричневой кожей, пригласила Ребекку в спальню хозяйки, потребовались долгие переговоры, которые и велись через эту горничную. Жак помог Ребекке убедить мать принять невестку.
Ребекка вошла. Фелис лежала на постели с неубранными волосами и красными глазами, опухшими от слез.
Собственные страдания не помешали Ребекке проникнуться глубоким сочувствием к свекрови, этой простой щедрой женщине с таким чудесным, добрым сердцем.
Она медленно приблизилась к Фелис и, сев на край постели, взяла ее безжизненную руку.
– Фелис. – Ребекка старалась произнести это слово как можно нежнее. – Я пришла поговорить с вами. Хочу сказать, во-первых, что со мной все в порядке, а во-вторых, что я не считаю вас ни в чем виноватой. Эдуард не успел… сделать непоправимого… Я знаю, вам тоже очень больно. Мне кажется, я могу понять, что вы сейчас чувствуете.
По щекам Фелис потекли слезы. Она с мольбой посмотрела на Ребекку и прошептала:
– Мне так стыдно. Если бы вы знали, как мне стыдно. Я должна была его остановить, но боялась.
Ребекка погладила ее руку:
– Но в том вины вашей нет. Вы всегда были так добры к нам с Маргарет, мы чувствовали настоящую материнскую заботу.
Фелис не могла сдерживать рыдания.
– Но я знала, понимаете? Знала. По крайней мере догадывалась.
Ребекка похолодела.
– Догадывались о чем?
– Что это Эдуард прокрадывался по ночам в ваши комнаты. Но я… я не хотела верить этому, понимаете? Боялась посмотреть правде в глаза. И вот теперь, когда дошло до такого… до такой гнусности! Это Господь наказывает меня за трусость.
Пеньюар Фелис был расстегнут у ворота, и Ребекка увидела на ее белой коже, пониже плеча, большой темный синяк. Сразу все встало на свои места: и эти странные недомогания Фелис, когда она с трудом передвигалась, и то, что она порой по целым дням не выходила из своей спальни, и ее странное поведение в присутствии мужа.
– Он бьет вас! – вырвалось у Ребекки. – Вот почему вы его боитесь.
Фелис вырвала свою руку и быстро запахнула пеньюар.