Волшебная сказка Нью-Йорка

Как полагают, в отклонении Судьей Торном иска с требованием компенсации в полмиллиона зеленых за причиненный ущерб, поданного в гражданский суд миссис Гарриет Сильвер, решающую роль сыграли показания симпатичного блондина по имени Корнелиус Медовиус Кристиан. Медицинский эксперт сообщил суду, что вследствие потрясения, испытанного миссис Сильвер в похоронном бюро Вайна, где она увидела останки своего покойного мужа Герберта, «размалеванные до неузнаваемости», ее преследует страх перед смертью, отравляющий все ее существование. Однако, как сказал, оглашая свое решение, Судья, следует принимать во внимание то обстоятельство, что готовивший останки к погребению мистер Кристиан улучшил внешний вид тела, и что после выполнения им своей работы, состояние такового во всяком случае не ухудшилось, вследствие чего суду остается только решить, вызван ли ущерб, причиненный миссис Сильвер, именно «чудовищным разочарованием», которое она испытала, увидев тело покойного мужа, подготовка которого к погребению ей не понравилась. Судья заявил, что несмотря на чрезвычайно пылкие речи адвоката истца, данная ситуация схожа с той, которая может возникнуть при отделке жилого помещения. Один человек, войдя в это помещение, скажет «какая красота», а другой — «что за чертовщина у вас тут стряслась». Это, стало быть, вопрос вкуса. Но если суд примется удовлетворять иски о возмещении ущерба, исходя из вкусовых соображений, то в него поналезет столько народу, что и для клопа не останется места. Последнее замечание Судьи относится, как полагают, к множеству судебных дел, возбужденных против администрации города людьми, которых во время процесса покусали клопы.

Кристиан складывает газету. Набирает полные легкие воздуху, умеренно сдобренного выхлопными газами. Вот я и снова вправе с уверенностью взирать на окружающую действительность. До преуспеяния рукой подать, осталось только позвонить в три тысячи разных мест. И тогда я смогу, наконец, надежно укрыться в комнате, увешанной зелеными коврами. На какой-нибудь из вершин горной гряды этих зданий. А пока поговори с девушкой, она ждет.

— Простите, что так вышло. Но я впервые увидел свое имя в газете. Вдруг возникает такое странное ощущение, что вот он ты. Здесь на странице, именно ты и никто иной.

На девушке розовая тонкая блуза, плещущая поверх лилового свитерка в обтяжку, а надо всем этим масса вьющихся светлых волос. С близкого расстояния выглядит она похуже, чем издали. Издали вид был — пальчики оближешь. Но если присмотреться, то и вблизи ничего. Мы срезаем угол парка, проходя мимо мемориала в честь погибших на море. Она украдкой поглядывает на меня. Я уже убедил ее, что поездка на пароме опасна, да и вообще это пустая трата времени. И на половине пути по Южной улице Центрального Парка, как раз когда я собираюсь обратить стопы наши вспять, к кровати. Около нас, взвизгнув, останавливается длинный серый лимузин с шофером и иллюминаторами вместо задних окошек.

Появляется Фанни Соурпюсс. Груди подскакивают под цветным летним платьем, сандалии хлопают. Бесчисленные браслеты бряцают на длинных загорелых руках. Она подходит к нам по восьмиугольным асфальтовым плитам. И, приподняв брови, обращается к девушке с вопросом.

— Как ты посмела, шлюшка, таким манером разгуливать с моим мужем.