Волшебная сказка Томми

— Да. Правда здорово? — До меня все еще не дошло. Сейди и Бобби переглянулись чуть ли не с заговорщицким видом. Было вполне очевидно, что они пытаются скрыть не подлежащий сомнению ужас, охвативший обоих при мысли о том, что их маленький Томми, больной на всю голову, ну хорошо, не больной, а психически нестабильный Томми, который буквально десять минут назад был на грани серьезного нервного срыва, бился в истерике, выл от отчаяния, и его еле-еле смогли успокоить, собирается сбежать в Нью-Йорк, в этот магнит для притыренных психов, Готхэм-сити в реале.

— Что такое? Я думал, вы за меня порадуетесь, — сказал я.

— Мы и радуемся, — соврал Бобби и даже не покраснел. — Просто мы за тебя беспокоимся. Ты нас так напугал. А если бы что-то такое случилось в Нью-Йорке? И нас бы не было рядом?

Очень далее разумное замечание, но я предпочел его проигнорировать.

— Тебе сейчас не нужны никакие экстримы, — сказала Сейди. — Тебе надо прийти в себя.

— Я приду. — Я опять начал злиться. Я был уверен, что уж Сейди и Бобби поймут, как мне нужна эта поездка. Именно сейчас. — Как раз в Нью-Йорке и приду.

— Нет, Томми. В Нью-Йорке тебя переклинит. Вспомни, какой ты вернулся, когда туда ездил последний раз. Когда вы расстались с Индией...

— Да, кстати, об Индии, — сказал я, очень довольный, что можно сменить тему. — Она сегодня звонила.

Очередной коллективный сеанс молчаливых напрягов под пледом. Как я уже говорил, Индию в нашем доме не любят.

Собственно, я понимаю, почему Бобби и Сейди так напряглись, услышав об Индии именно сегодня. Если бы не сегодняшняя показательная истерика, они бы, наверное, восприняли это известие не так скорбно. Но за последние полтора года у меня нередко случались подобные приступы буйных страданий (хотя и не столь монументальных) — именно из-за Индии. И я понимаю, что порядком достал Сейди и Бобби своими слезами и скрежетом зубовным, и вот теперь призрак тех самых страдальческих вечеров вновь поднялся во весь рост у меня за спиной вероятным предзнаменованием рецидива, и моих лучших друзей, судя по их поскучневшим лицам, явно не радовала эта радужная перспектива. Если я буду общаться с Индией по телефону или — не дай Бог! ха-ха! — с ней увижусь, это будет мое решение, но мне придется потом разбираться с последствиями, потому что заранее ясно, что ни к чему хорошему это не приведет, а поскольку я существо совершенно беспомощное (хуже маленького ребенка), Бобби с Сейди придется меня «вытаскивать», и приводить меня в чувство, и всячески утешать, а это, естественно, не самое приятное и увлекательное занятие. Так что дело не в Индии, дело во мне.

Однако мне не хотелось, чтобы конкретно сейчас мне вправляли мозги. На самом деле я предпочел бы вообще закрыть тему Индии, но об этом уже не могло быть и речи.

— Чего хотела? — с подозрением спросила Сейди, и в ее голосе явно слышались резкие нотки.

— Это точно она позвонила? Это не ты ей звонил? — уточнил Бобби, почитавший себя знатоком человеческих слабостей.

— Да точно она. Думаешь, я стал бы звонить ей сам?! В довершение всех радостей последних дней?

Бобби лишь проницательно усмехнулся, но ничего не сказал.

— Она просто хотела со мной поболтать. Ну, то есть... Прошло уже столько времени, и она подумала, что, может быть, нам уже можно встретиться, и я... в общем, я согласился.

Бобби с Сейди разом вскочили с дивана, сбросив плед на пол.

— Нет, Томми. Это не очень хорошая мысль. И тем более сейчас. — Сейди переключилась в режим строгой классной руководительницы, а Бобби сурово нахмурил брови. Кстати, суровость ему идет. Он такой весь из себя сексапильный, когда сердится.

Но это так, к слову.

— Томми, ты сам попросил, чтобы мы, если что, вправили тебе мозги. После вашей последней встречи, когда ты пришел в полном душевном раздрае, ты усадил нас на этот вот самый диван и взял с нас слово, чтобы, если ты соберешься увидеться с ней опять, мы сказали тебе, что не надо этого делать. И вот мы тебе говорим: Томми, не надо. Тем более что Сейди права: сейчас ты не в том состоянии, чтобы видеться с Индией. Ты посмотри на себя! Налицо состояние полного нестояния.

— На самом деле это она в состоянии полного нестояния, — запальчиво произнес я. — Она только что разбежалась со своим тевтонским дрочилой и пребывает в расстроенных чувствах. Так что вы за меня не волнуйтесь, у меня все под контролем.

В устах человека в полосатой пижаме, с распухшими красными глазами, в окружении сотни использованных носовых платков эта последняя фраза, я так понимаю, прозвучала особенно убедительно.

— Но мы волнуемся, мы очень волнуемся. — Теперь Сейди изображала сестру Гнусен*. — Она расстроена, ей одиноко, и за утешением она обращается к тебе, а ты не можешь послать ее куда подальше, потому что ты добрый и деликатный...

* Сестра Гнусен (Nurse Ratched) — персонаж романа Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки».

— ...и дебил, каких мало, — подсказал Бобби.

— Да, и дебил, каких мало, — повторила Сейди, принимая эстафетную палочку. — Ты пойдешь к ней, тебя переклинит... если что, ты же не устоишь. И что тогда будет?