Волшебная сказка Томми

— Может, побудем еще? Просто поговорим? — сказал я. Я безотчетно скрипел зубами и чувствовал, как у меня по лицу расползаются красные пятна. Взглянув в зеркало — к слову, еще одна маленькая приятность туалета для инвалидов: раковина прямо в кабинке, — я увидел готового персонажа для видеосюжета о вреде наркотиков. Глаза — как два блюдца, взгляд совершенно безумный. Морда бледная, но расцвеченная пресловутыми красными пятнами. Челюсти ходят туда-сюда, пережевывая пустоту под «яростный скрежет зубовный». И все это в целом затянуто пленкой пота, спермы и вагинальных секреций. Мне было так хорошо.

— Ты классно трахаешься, — сказал я Саше.

— Ты тоже, — сказала Саша, вытирая лицо влажным бумажным полотенцем. — Такой с виду нежный, приличный мальчик. Прямо не мальчик, а карамелька. А на деле — бесстыжий и гадкий мальчишка. И мне это нравится. — Она рассмеялась и оторвала еще одно полотенце. — У тебя есть девушка?

— Нет, — сказал я. — Сейчас — нет.

Мне тут же вспомнилась Индия. Помните, на странице 58 я рассказывал, как у меня приключилась БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ, когда я безумно влюбился в женщину уже на третий день знакомства. А потом оказалось, что она совсем не такая, какой представлялась, и я обломился, и потерял веру, и потом еще долго страдал? Так вот это была Индия. У меня сразу испортилось настроение. Такое бывает под кокаином. И при мыслях об Индии. Главное — не поддаваться.

— Сейчас у меня парень, — добавил я. — Вроде как.

— Правда? — Саша нисколько не удивилась. — Это тот здоровенный, с которым вы вместе пришли? Который сейчас охмуряет какого-то лысого?

— Бобби?! Нет, Бобби — просто мой друг и сосед по квартире. Моего вроде как парня зовут Чарли, и у него есть сын.

— Как все запутанно. — Саша уже закончила вытираться и теперь присела на краешек раковины и уставилась на меня с нескрываемым любопытством, довольная и раскрасневшаяся после секса. Пару секунд мы молчали. Это был тот самый случай, когда люди не просто молчат, а молчат со значением. А потом Саша сказала: — Ты какой-то растерянный, Томми. Тебе сейчас плохо, да? Что-то тебя беспокоит?

Я рассмеялся. Тем самым смехом, пронизанным отчаянием и истерикой, о котором я уже упоминал чуть выше, когда ты смеешься и даже этого не замечаешь, а потом слышишь свой смех будто со стороны и думаешь: это кого же так плющит?

— Ну да... я растерян, и меня кое-что беспокоит. Но не то, что ты думаешь. — Я и сам понимал, что не стоило этого говорить. Теперь Саша наверняка спросит, а что именно меня беспокоит, и если я буду ей отвечать... я... я... Что я сделаю? Скорее всего заплачу.

Да, наш малыш Томми заплачет. В кабинке для инвалидов, в туалете театра «Алмейда» (Ислингтон, Лондон, Англия, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии), перед девчонкой, которую впервые увидел чуть больше часа назад и с которой занялся сексом в общественном туалете, и его язык побывал во всех ее отверстиях и еще помнит запах и вкус ее сладенькой попки — наш Томми заплачет перед незнакомой девчонкой, чьи обильные секреции сейчас высыхают на вороте его футболки. Как вам такой поворот сюжета? И почему он заплачет? Потому что она, эта совсем посторонняя девочка, которая только что чуть было не подавилась его болтом (и отнюдь не из вежливости), сказала, что он растерян, и поняла, что ему плохо, а ему этого не говорили уже много лет, и хотя Томми знал, что она поняла все неправильно, вернее, поняла, может, и правильно, но неверно истолковала причины — он заплачет вовсе не потому, что не может решить, кто ему предпочтительнее, мальчики или девочки, — уже то, что она проявила участие и произнесла это слово, растерянность, и увидела, что ему плохо, причем в ее взгляде читалось искреннее сочувствие и желание как-то помочь, хотя, казалось бы, что ей до его проблем... в общем, Томми расплакался. Да, он расплакался. На самом деле. Эти слезы копились уже столько лет и теперь все же прорвались наружу — не из глаз, а из самых глубин существа. Томми сорвался. Причем настолько, что даже не может сейчас говорить о себе от первого лица. Иначе он снова сорвется. А девочка оказалась такая хорошая. Она пыталась его успокоить: прижимала к себе, как ребенка, целовала в лоб. Но Томми был безутешен. Его трясло от рыданий. Он издавал звуки, пугавшие даже его самого, и поэтому неудивительно (хотя и печально), что девочка собралась уходить, объяснив это тем, что ей надо работать.

Но прежде чем уйти, она заглянула ему в глаза — для этого ей пришлось взять его за подбородок и чуть ли не силой приподнять его голову вверх — и спросила:

— Что с тобой? Ты скажи. Будет легче...