Волшебная сказка Томми

Мы завезли аппаратуру в студию и поехали в «Мерсер», отель в Сохо, где всегда останавливаемся во время поездок в Нью-Йорк. Его выбрал Джулиан, но мне тоже там нравится. Дело в том, что у них там полноценные ванны. Американцы как нация так и не приняли идею мытья в настоящей нормальной ванне. Обычно они используют вместо ванны некую усеченную емкость, в которой нельзя лежать, вытянувшись в полный рост. Как будто сама мысль о том, чтобы погрузить в воду все тело полностью, вызывает у них инфернальный ужас. И действительно, в ходе моих углубленных исследований вопроса я пришел к выводу, что отсутствие в Америке нормальных ванн связано со всеобщим психозом граждан по поводу чистоты и гигиены. Страна свободы, как выяснилось, одержима душевыми кабинами, где вода, омывающая тело, сразу стекает в сливное отверстие. В Америке считается нормой принимать душ несколько раз в день. А пребывание в ванне, само собой, расценивается как нечто негигиеничное и даже антисанитарное, поскольку тело в течение долгого времени находится в непроточной, а значит (доведем эту мысль до предельного логического завершения на грани абсурда), стоячей воде, в которой плавают грязь и жир, смытые с тела. Поэтому неудивительно, что европейский обычай подолгу нежиться в ванне кажется нашим американским кузенам чем-то развратным и декадентским и лишний раз укрепляет их во мнении, что все европейцы — грязные, вонючие бездельники, которые только и делают, что объедаются чесноком и разлагаются телом и духом. Но в «Мерсере», слава Богу, огромные ванны. Огромные не только по американским стандартам, но и по европейским тоже.

В «мерсеровской» ванне легко помещаются трое. Я знаю, я пробовал. Там можно запросто лечь вдвоем, вытянувшись в полный рост, и при этом вы даже не будете касаться друг друга! Это действительно нечто волшебное. Символический дерзкий вызов лобби маньяков от гигиены, которых здесь подавляющее большинство.

Я подремал в самолете, так что спать не хотелось совсем. Хотелось подвигов и приключений, тем более что вечер еще только-только начинался. Я принял душ (когда ты в Риме, делай как римлянин) и вспомнил еще одну причину, почему наши американские друзья выбрали душ в качестве основного способа очистки тела водой. Все дело в напоре. Меня чуть не сбило с ног мощной струей. Да уж, в плане водопроводного дела Новый Свет явно выигрывает у Старого. Пришлось подождать, пока не восстановится нормальное сердцебиение и красная кожа не приобретет свой обычный цвет. После этого я оделся и, освежившийся и взбодрившийся, вышел на поиски приключений.

Я не собирался пускаться в загул на всю ночь. Завтра нам предстоял ранний подъем. Имя актрисы, которую мы будем снимать — первую из длинного списка молодых перспективных киношных красоток, восходящих звезд киноэкрана и потенциальных секс-символов (при наличии грамотного продюсера), — лично мне не говорило вообще ничего, но имя, видимо, было раскрученным, потому что мы перенесли начало съемок натри часа раньше назначенного по той причине, что наша модель возжелала пообедать с мамой. Приводи маму в студию, сказал бы я, но будучи скромным и незаметным помощником мэтра, человеком, невидимым в студии ни для кого, кроме наиболее эксцентричных знаменитостей с тягой «в народ», я не имел права голоса в столь деликатных вопросах. Так что сегодня мне не разгуляться при всем желании. Надо пораньше лечь спать, чтобы не умереть завтра на съемках. В общем, программа на вечер такая: выпить пару стаканчиков, присмотреться, разведать местность на предмет, что тут есть интересного на будущее — под интересным я понимаю не только клубы и бары, но и людей. Для меня это была своего рода миссия: мощно повеселиться и получить максимальное удовольствие от этой поездки.

Может быть, из-за недавней депрессии при полном душевном раздрае или из-за стремительно надвигающегося тридцатника — я не знаю, и мне, в сущности, все равно, — у меня было стойкое ощущение, что эти две недели в Америке станут в каком-то смысле последним искрящимся карнавалом, нью-йоркским прощанием с собой двадцатилетним и возвещением нового этапа в жизни, который наступит, когда я вернусь в Лондон: новый дом (будем надеяться), новый тип отношений с Чарли и Финном, новая непринужденность в общении с Индией, новое десятилетие, когда мысль о ребенке, может быть, будет уже не такой безысходной. Даже не знаю, с чего меня вдруг пробило на такой оптимизм. Может быть, потому что я был в Америке, где, как мне точно известно, нескольким одиноким мужчинам и гейским парам удалось усыновить ребенка и никто не считал их извращенцами, дегенератами и больными на голову фантазерами. И еще мне не надо было задумываться об этом прямо сейчас (и в ближайшие две недели), а когда можно не думать о чем-то таком, что тебя угнетает, это всегда радует.