Волшебник

Какой-то маленький, уютный, тихий, но необычайно «живой» и «любознательный». Двухэтажные, трехэтажные, четырехэтажные и те немногие одноэтажные домики, все были построены один за другим и, в большинстве случаев, стена одного дома становилась стеной для другого. В итоге все эти дома воспринимались, словно целая орава ребятишек, сбившихся в одну кучу, и теперь с нескрываемым любопытством наблюдающая за каждым твоим шагом.

И когда я, ориентируясь по объяснениям учителя, дошел до центра жилой части города, там, словно наставник среди своих «маленьких учеников», расположилось здание представителей торгового дома.

Оно стояло посреди площади, имело три этажа, и было окружено железным забором, за которым виднелся самый настоящий, ухоженный сад, с беседками, многочисленными скамейками, и аккуратными, выложенными морской галькой, дорожками. Правда, чтобы разглядеть последние две вещи, мне пришлось подойти к самым, настежь распахнутым, железным, искусно сделанным воротам.

Стражников нигде не наблюдалось, поэтому я прошел оставшиеся двадцать метров и, поднявшись по небольшому крыльцу, потянул за одну из ручек, довольно внушительных, двухстворчатых дверей. Как я заметил, город явно ориентировался на предпочтения нашего народа. Довольно широкие, чистые, улицы, а все магазины, портные, булочные, лавочки и прочее, прочее, имели одну отличительную особенность – большие двухстворчатые двери. Внутрь этих домов я не заходил, но был уверен, что и потолки там соответствовали входным дверям. Почему высокие потолки и большие двери понятно, а вот про чистоту я, вроде бы, еще не упоминал. У нас на это был отдельный пунктик и, не считая учителя, всего его строго соблюдали… и даже я, хотя раздолбайская натура учителя сказалась и на мне. В общем, если не вдаваться в подробности, но чистота тела, чистота дома и чистота города это такой своеобразный показатель отношения к нашему прародителю. Амару он ведь Светлый Бог, поэтому считалось, что, поддерживая вокруг себя чистоту, ты выказываешь ему уважение. Это, кстати, еще одна причина, почему все косились на учителя. О его бардаке в доме я уже рассказывал и не один раз.

Дверь поддалась легко и беззвучно, что меня ничуть не удивило. Учитывая с какой тщательностью следили за садом, а что за ним следили прямо-таки бросалось в глаза, да чистые дорожки, которые, по-моему, даже мыли с тряпкой, скрипящей двери просто не могло быть.

Прямо посреди просторного холла висела огромная, магическая люстра, испускавшая мягкий, уютный свет. Паркетный пол, многочисленные диванчики, и, подстать люстре, огромная, деревянная лестница, выполненная из красного дерева, окрашенная лаком. По бокам расположились еще две двухстворчатые двери, также сделанные из красного дерева, окна закрывали тяжелые, темные шторы, а от двери, через холл и по лестнице, проходила ковровая дорожка. Ни с чем подобным я еще не сталкивался, поэтому, открыв рот, с удовольствием вертел головой, приглядываясь к интерьеру. В поле зрения никого не было, но я ничуть не сомневался, что за мной наблюдают, так что свою роль играл старательно и, конкретно сейчас, с самым настоящим удовольствием. Рот, от всего увиденного, хотел открыться и сам, так что я просто не стал сдерживаться, поэтому картина «варвар в нормальном доме» была отыграна на все сто. Учитель мог бы гордиться.

Открылась одна из двухстворчатых дверей, и ко мне заспешил… человек. И лишь покопавшись в памяти, вспомнил слово «дворецкий», а еще брюки, рубашку, пиджак и лакированные туфли, удары чьих каблуков о паркетный пол вызывали по холлу самое настоящее эхо. Спешивший ко мне мужчина был невысок, даже по меркам людей, с седыми, ухоженными-уложенными, короткими волосами, и с «щеткой» усов, за которыми явно тщательно, даже можно сказать, старательно, следили.

– Господин, чем могу Вам помочь? – остановившись передо мной, громко щелкнув каблуками, слегка поклонился мужчина.

– У меня письмо для господина Ридарда, – глупо улыбнулся я… два дня тренировки и больше месяца «шлифования».

– Могу я осведомиться от кого оно?

– Моего учителя, Хаскнера ди Сору.

Лицо дворецкого мгновенно потеряло свой смуглый цвет, сравнявшись с цветом бумаги.

– Прошу за мной, – шумно вздохнув, едва ли не в ноги, поклонился он мне и, выпрямившись, направился в сторону лестницы, ежесекундно оглядываясь назад – не дай Амару я потеряюсь!

Учитель, похоже, отрывался, где только мог. Так и подмывало расспросить этого дворецкого, но приходилось играть свою роль. И сейчас, снедаемый любопытством я едва с этим справлялся. Все-таки хорошо, что играть я начал «пораньше», будет время привыкнуть до Академии.

Тем временем, мы поднялись на второй этаж и, свернув направо, пошли по длинному коридору вдоль окон с белыми занавесками по правой стороне, и рядом дверей, с висящими на стенах картинами, по левой стороне. Под ногами стелилась зеленая, ковровая дорожка, а на потолке часто висели небольшие люстры. И все это я оглядывал с не меньшим интересом, чем интерьер в холле. Даже рот точно так же раскрыл.