Волшебник Летнего сада

А всего-то несколько месяцев назад жизнь Вацека казалась исполненной высочайшего смысла. И виделся он себе одним из героев, о которых слагают легенды, поют песни. За которыми уходят лучшие из девушек, уходят безоглядно, забыв про отчий дом, ведомые токмо восторгом и любовью…

Он, подхорунжий Вацлав Перуцкий, курсант военного училища в Варшаве и заговорщик. Нет, он не просто заговорщик, он – член ударной группы, на которую возложена товарищами священная патриотическая миссия. Захватить дворец и покончить с тираном. Смерть тирану! Свобода государству Польскому! Вперёд.

Кто предложил эту бредовую идею первым? Подхорунжий Звежинский? Выскочка и горлопан… Он представлял их тайное сообщество в Революционном комитете. От него узнавали мятежные курсанты новости о подготовке вооруженного переворота. Но нет, не Звежинский. Трембашевский! Конечно, Збышек Трембашевский – самодовольный кривляка. Ему всегда удавалось быть первым. Конечно же Збышек. На одном из их тайных собраний за казармами, на заднем дворе… Эх, Трембашевский, чего ещё не доставало тебе в жизни? Высок, смазлив, сын состоятельных родителей. Пресыщен обожанием барышень. Оставил бы немного и другим – тем, которым повезло по жизни меньше. Такую малость – шанс на славу. Так нет. Опередили Трембашевский со Звежинским, оттеснили Вацека и здесь. Не суждено было ему стать лидером.

Но, хоть в вожди Вацек не вышел, пути отступать уже не было. Или ты член ударной группы, или трус и предатель. Выбор такой. То есть не было у Вацека никакого выбора…

Жаль только матушку. Что ей останется, скромной вдове, помимо одинокой старости. Бедная старая Ванда Перуцка. Потерявши мужа, она растила чадо на скромную пенсию офицерской вдовы. Вацлав вырос, и не оставалось ему ничего иного, кроме военной карьеры, по отцовским стопам. Да и не так это плохо. Дослужился бы до приличного звания. Получил бы отставку, а прежде б женился на пухленькой Зосе, что навещает матушку и сохнет по нему чуть ли не с детства. Вот и жили бы – тихо, да скромно, но прилично и не голодно. Как все. Как все посредственности и неудачники!

Да разве ж Вацлав был рождён для этой участи!

Прежде пани Ванда любила рассказывать подраставшему отроку о далёком прошлом некогда славного рода, её семьи. Рассказывала поздними вечерами, как сказку на ночь, что род этот имеет древнюю историю. Что некий предок Ванды был могущественным воеводой, служил при славном короле Сигизмунде и был ему чуть ли не правой рукой. Что предки Вацлава в те времена вершили судьбы Польши. Да и не только. Могущество их простиралось и за пределы королевства. Позже некогда славный род обеднел, захирел… И вот теперь Вацлав Перуцкий – его последний отпрыск, последний свежий стебелёк. Возможно, ему суждено возродить прежнюю славу отцов. Не ему, так кому же? Больше всяко некому…

«Мой Вацек, мой красавчик Вацек, чудесный мальчик», – шептала пани Ванда, целуя маленького сына на ночь. А тот запоминал её слова. И вот он вырос. Чудесный мальчик. Красавчиком, правда, не стал. Хотя и было в тонких чертах его лица нечто бесспорно притягательное. Отчего заглядывалась на него с ранних лет малышка Зося. Но росточком не вышел, да и телосложение имел субтильное. Как не крути – не Аполлон. Особо острого ума в юноше тоже будто бы не наблюдалось. Не глуп, способен – да и только. Каких-либо недюжинных талантов к чему-либо не проявлялось. И лидерских бойцовских качеств, как оказалось, тоже не было. Был юноша Вацлав Перуцкий ровно таким, как большинство. Как все. А ко всему в придачу – немыслимых размеров честолюбие, неутоленное тщеславие и неосуществимые мечты…

Но, наконец, в первый же день варшавского восстания судьба представила Перуцкому счастливый случай. Счастливый случай? Дудки! Звёздный час!

Нет, не тогда, когда самые отчаянные, группою в 15 человек, собравшись в парке Бельведера, шли ко дворцу. И не тогда, когда его товарищи, расчистив себе путь испачканными в крови приспешников штыками, распахивали дверь в покои цесаревича. Но тогда, когда раздался первый растерянный крик: «Сатрапа нет! Тиран скрылся! Он ушёл!» И возгласы товарищей: «Нас предали! Нас предали!»

Вацлав, бежавший одним из последних, повернул назад. Скатившись по перилам лестницы, он бросился в сторону заднего дворцового выхода. Через секунду Перуцкий бежал по тропинке Бельведерского парка. Он видел, он узнал Его! Теперь не уйдёт! Грузная фигура с мясистым затылком, с широкой спиной в генеральском мундире трусливо улепетывала в сторону зарослей. Ах, ты… Хитрый мерзавец! Задумал спрятаться?

Вацлав настиг цесаревича буквально в несколько прыжков и со всей силы вогнал штык в податливую тушу, под лопатку, до основания… Старик, издав невнятный звук, похожий то ли на всхлип, то ли на конское всхрапывание, тяжело, ничком обрушился наземь, заливая кровью гравий на аккуратной парковой дорожке.