Волшебник на пути. Последний путь чародея

— Достаточно хорошо. Большего просить я не имею никакого права. Ну, в таком случае, сделала она вот что. — Но он снова перевёл взгляд на пламя костра, когда рассказал ей о гигантских способностях Алуэтты как проецирующей телепатки, о её умении заставлять встреченных ею людей думать, будто они видят какую–то совершенно иную особу — более прекрасную или более безобразную, в зависимости от того, что ей требовалось в данной ситуации — и о её таланте мгновенно гипнотизировать, склоняя разум жертвы влюбляться в неё даже когда она представлялась в самом безобразном обличье. Он рассказал ей, как Финистер прикинулась неверной молодой женой старого рыцаря, которая заманила Магнуса к себе в опочивальню и подстроила все так, что к ним ворвался её «муж». Затем он рассказал, как Финистер притворилась самой безобразной ведьмой северной округи, о том, как она заставила Магнуса все равно влюбиться в неё, о его сопротивлении и о том, как она вынудила его поверить, будто он стал змеем[43], обязанным вечно ползать вокруг основания дерева — а потом о том, как Корделия разбила эти чары и вернула брату человеческое мировосприятие. Далее он рассказал о дикой, волшебной красавице, увлёкшей Магнуса в ещё более дикую погоню за ней и, когда он влюбился в неё, бросившей его, ввергнув тем самым в отчаяние, в настолько глубокую депрессию, что он даже не видел, что она не настоящая, не мог вырваться из её тисков — но отправился, побуждаемый родителями, на поиски Зелёной Ведьмы, которая исцелила его от самых худших эффектов той депрессии, хотя и не смогла избавить его от слишком глубоко засевшего остаточного презрения к себе.

— Значит, Зелёная Ведьма оставила его в таком состоянии, в котором его можно исцелить, но пока никто этого не сделал, — медленно произнесла Алеа.

— Ей это было уже не по силам, — ответил Род, — возможно потому, что Магнусу требовалось время, чтобы притупилась боль, или потому, что он достиг той эмоциональной точки, на которой мог понять, и не только умом, но и глубоко внутри, что те кажущиеся различными женщины были на самом деле лишь одной в трёх разных обличьях, и что не все женщины подобны им.

— Вы хотите сказать, что не все мы стремимся поработить или унизить его?

— Именно это, — кивнул Род. — И не только.

— Значит, по–вашему, он все ещё способен полюбить?

— О, да, — подтвердил Род. — Понимаешь, он вырос в очень тёплой и любящей семье, пусть даже у него был отец, способный без предупреждения впасть в ярость. Этого определённо достаточно для возможности полюбить.

— Несмотря на пережитое им?

— Из–за выпавших на его долю тяжёлых испытаний ему определённо будет труднее полюбить вновь, — признал Род, — особенно оттого, что эти испытания, также как пребывание сыном двух исключительных людей, оставили его с низким самоуважением. Но это не значит будто он не может полюбить — это означает лишь, что ему понадобится время — много времени — с женщиной, которой он может доверять, зная, что она никогда не обратится против него, какие б там удобные случаи ей не представлялись.

Алеа сидела не шелохнувшись и не говоря ни слова.

— Ты несколько раз теряла с ним самообладание, не так ли? — мягко предположил Род.

Алеа напряглась, но сумела коротко кивнуть.

— Это не будет иметь значения, — заверил её Род, — поскольку все происходило открыто и честно, даже если ты швыряла в него все оскорбления, какие только смогла придумать, пытаясь ранить его побольнее, или обвиняла его в том, чего он не делал и заставляла пытаться угадать, в чем же его винят.

— Да, — медленно проговорила Алеа. — Я по крайней мере выступала открыто — возражала ему напрямик — хотя то, из–за чего я ссорилась с ним, не всегда бывало настоящей причиной спора.

Род подождал продолжения.

— На самом–то деле я сердилась не на него, — произнесла она так тихо, что он едва расслышал, — но тогда я не понимала этого.

— Думаю, он понимал, — сказал Род. — Я б не тревожился из–за подобных стычек — особенно если они остались в прошлом.

— О да, — подтвердила Алеа. — Было несколько лет, когда я набрасывалась на него всякий раз, когда испытывала гнев или страх. Но теперь этого меньше. Намного меньше.

— Поскольку ты знаешь, что тебе нечего его бояться? Она кивнула — а затем раздражённо добавила:

— Меня злит только то, что он не обращает на меня внимания!

— Я думал, он все время с тобой разговаривает.

— Ну, в общем–то да — но только как друг! Род подождал.

— Нельзя однако заставить кого–то полюбить тебя, если любви там нет, не так ли? — спросила Алеа.

— Ты имеешь в виду, не являетесь ли вы неподходящими друг для друга? Если ваши эмоции не реагируют, то может ли произойти волшебство? — Род покачал головой. — Нет — но у вас, на мой взгляд, не тот случай. Я видел, как он то и дело тянется к тебе, видел восхищение в его глазах, когда он смотрит на тебя.

— Восхищения недостаточно!

— Да, — согласился Род, — но оно достаточно хорошее указание, что есть и нечто большее.

На сей раз продолжения ждала Алеа, и, когда его не последовало, спросила:

— Что ещё потребуется для его исцеления?