Волшебник Земноморья

Учитель улыбался, но Гед был разочарован. Всегда так — стоит попытаться расспросить мага, чтобы узнать у него хоть какой-нибудь настоящий секрет — и все они, как Огион, принимаются рассуждать про свое Равновесие, про опасности и тень. Но всем известно, что волшебник, умеющий не только показывать фокусы, но и владеющий подлинным искусством Призывания и Превращения, достаточно могуществен, чтобы творить все, что ему вздумается, прекрасно справляясь при этом с Равновесием Мира, а если вдруг показывается тень, то маг легко прогоняет ее волшебным светом.

В коридоре ему встретился Яхонт. С тех пор как успехи Геда стали известны всей Школе, Яхонт усвоил новую манеру обращения с ним. Он разговаривал с ним вполне доброжелательно, но как бы по-дружески подшучивая, а это иногда звучало как самое настоящее глумление.

— Ты что-то грустен, Ястреб, — сказал он. — Опять не получился фокус?

Стараясь держаться с Яхонтом на равных, Гед ответил, словно не замечая насмешки:

— Меня уже мутит от фокусов и иллюзий, от всех ваших трюков, которые годятся лишь для потехи богатых бездельников в их владениях и замках. Пожалуй, из всего, чему здесь учат — по крайней мере, научили меня — настоящим волшебством можно считать только сотворение чародейного огня. И кое-какие приемы управления погодой. А остальное — так себе, дурачество какое-то…

— Даже такое дурачество опасно, — сказал Яхонт, — если им занимается дурак.

От его слов Геда передернуло, как от удара, и он шагнул к Яхонту. Но в ответ Яхонт невинно улыбнулся, словно и не собирался обижать младшего товарища; изящно и церемонно кивнув Геду, он пошел своей дорогой.

Застыв на месте, Гед смотрел вслед Яхонту с яростью, сжигавшей его сердце. Он поклялся, что превзойдет соперника не в каком-нибудь простеньком состязании по сотворению иллюзии, а в настоящем колдовстве, где потребуется вся сила и умение. Он должен всем показать, кто он такой, и превзойти Яхонта. Он не позволит, чтобы этот парень, чье превосходство состоит лишь в том, что он начал учиться здесь несколькими годами раньше, постоянно смотрел на него сверху вниз и улыбался своей ненавистной утонченно-пренебрежительной улыбочкой.

Гед не мог понять, за что Яхонт так возненавидел его. Но он хорошо знал, за что он сам ненавидит Яхонта. Все ученики быстро поняли, что они не в силах соперничать с Гедом в магии и колдовстве. Все говорили о нем — кто с добротой, кто с завистью:

— Ведь он прирожденный волшебник, так что переплюнуть себя никому не даст!

Один лишь Яхонт не хвалил Геда — он просто поглядывал свысока и пренебрежительно улыбался. Поэтому только Яхонт противостоял ему как соперник, и Гед мечтал наконец поставить его на место, превзойдя в искусстве волшебства.

Гед таил и лелеял в своей гордыне постоянное соперничество с Яхонтом, не желая понимать, что в нем таится опасность, похожая на ту самую Тень, о которой тактично говорил ему Учитель Рукотворения.

Когда Гед был спокоен и забывал о соперничестве, он и сам хорошо понимал, что ему рано еще тягаться и с Яхонтом, и с любым из старших мальчиков. Тогда он ревностно продолжал свои занятия, и все шло нормально. К концу лета строгий режим учебы был несколько ослаблен, и ученики больше занимались играми на открытом воздухе. Они устраивали у пристани гонки заговоренных лодок, во дворах Большого Дома состязались в сотворении самой великолепной иллюзии, а в рощах долгими вечерами устраивали шумные игры. Больше всего они любили прятки. Играя, они превращались в невидимок: и те, кто прятался, и те, кто искал. Среди деревьев слышались лишь смех и зовущие голоса, за которыми гонялись юркие чародейные огоньки. С наступлением осени они продолжили учебу, осваивая новые виды магического Искусства. Движимый страстью к знаниям и любопытством, Гед с первых месяцев жизни на Роке достиг больших успехов.

Зимой все изменилось. Он и еще семеро учеников отправились через весь остров Рок на отдаленный северный мыс, где стояла Башня Уединения. Там, действительно в уединении, жил Учитель Имен, носивший имя, не имеющее смысла ни в одном языке, — Курремкармерук. Вокруг Башни не было ни одной крестьянской фермы на много миль вокруг. Угрюмая и темная Башня возвышалась над северными утесами. Небо здесь всегда было покрыто серыми облаками, зимнее море неприветливо, а списки, разряды и циклы истинных имен, которые следовало выучить мальчикам, казались нескончаемыми. Целыми днями ученики сидели в верхнем помещении Башни, вокруг Курремкармерука, восседавшего за высоким столом; без устали писал он списки имен, которые им надлежало запомнить до того, как чернила поблекнут и пергамент снова станет чистым. Там всегда было холодно, царил полумрак, и тишину нарушали только поскрипывающее перо Учителя да вздохи какого-нибудь ученика, которому надо было успеть выучить до полуночи, например, названия всех до единого мысов, бухт, проливчиков, фиордов, каналов, пристаней, отмелей, рифов и скал у берегов Лоссовы, крохотного острова в Палнском Море. Если ученик пытался пожаловаться, Учитель молча удлинял список. Но иногда он говорил: