А в деревне Ольховке и выше нее до края Верхнего Обрыва все утро держался сырой серый туман, который буквально цеплялся за дома и землю, пока внезапно налетевший ветер не подхватил и не понес его, разрывая в клочья. И тогда туман быстро растаял в воздухе. То один, то другой крестьянин застывал на месте, оказавшись неожиданно на слепящем солнцепеке, и растерянно оглядывался. Тут мертвый карг с длинными желтыми волосами застыл в луже собственной крови; а там, словно король, павший в битве, лежал простой деревенский кожевник.
У нижней околицы все еще горел подожженный каргами дом. Все бросились тушить пожар, понимая, что бой выигран. На улице под большим тисом нашли сынишку кузнеца. Дьюни не был ранен и довольно крепко держался на ногах, но не мог выговорить ни слова и лишь тупо поглядывал по сторонам, будто оглох или лишился ума.
Все односельчане знали, что он сделал, поэтому его отвели в отцовский дом и, послав за колдуньей, велели ей сказать, чтобы она вылезала из пещеры и принималась лечить мальчика, который спас всем жизнь и имущество, — ведь погибли только четверо крестьян да сгорел один дом.
На мальчике не нашли ни одной раны, нанесенной оружием, но он не мог ни говорить, ни есть, ни спать и, казалось, не слышал того, что ему говорили, и не видел тех, кто заходил к нему. В их краях не нашлось ни одного волшебника, способного распознать и вылечить его недуг. Тетка, поглядев на него, сказала:
— Он растратил все свои силы.
Но как помочь ему, она не знала.
Так он лежал, ослепший и онемевший, а между тем история о мальчике, который «сплел туман» и напугал до смерти каргадских меченосцев, устроив вокруг них толчею призраков, стала известна по всей Северной Долине и Восточному Лесу, и высоко в горах, и за горами, и дошла даже до Большого Порта Гонта. А на пятый день после битвы в устье реки Ар в Ольховку явился какой-то чужак. Он был бос и закутан в плащ, а стар он или молод — с виду и не разберешь. Массивный дубовый посох высотою в его рост он держал легко, словно прутик. Незнакомец пришел не с низовий реки, как все, кто появлялся в деревне, а спустился сверху, с лесистых горных склонов. Деревенские кумушки сразу сообразили, что это волшебник, а когда в ответ на их расспросы он сказал, что лечит болезни и берется вылечить любую хворь, его тут же повели в дом кузнеца. Отослав прочь всех, кроме отца и тетки мальчика, незнакомец склонился над детской кроватью, где лежал Дьюни, неподвижно глядя вверх, на темный потолок. Врачеватель ничего особенного не делал, только положил ладонь на лоб мальчика да легонько прикоснулся один раз к его губам.
И Дьюни шевельнулся, сел на постели и медленно, как бы в недоумении, огляделся. Потом он заговорил, и к нему постепенно начали возвращаться и силы, и голод. Ему разрешили немного попить и поесть, а потом он снова лег, поглядывая на пришельца темными любопытными глазами.
Кузнец сказал незнакомцу:
— Я вижу, сударь, что ты не из простых людей.
— Твой мальчик тоже не простой человек, — отвечал незнакомец. — Рассказ о его подвиге, о том, как он сотворил туман, дошел даже до Ре Альби, где я живу. И я пришел сюда — чтобы дать ему взрослое имя, если он и вправду, как рассказывают, не достиг еще поры возмужания.
Колдунья шепнула кузнецу:
— Братец, это же наверняка маг из Ре Альби, Огион Молчальник, тот самый, что заговорил землетрясение.
— Сударь, — сказал кузнец, который не робел ни перед кем, какое бы громкое имя тот ни носил, — тринадцать лет моему парню исполняется как раз через месяц, но мы думали отпраздновать его Переход зимой, в Солнцеворот…
— Ему нужно дать имя как можно скорее, — возразил маг, — потому что оно необходимо. Сейчас у меня есть другие дела, но в день, когда вы назначите его Переход, я вернусь. Если ты считаешь, что я могу быть подходящим учителем, то, уходя из деревни, я возьму его учеником волшебника и буду обучать сам или позабочусь о том, чтобы он получил образование, соответствующее дару. Ибо оставлять в темноте и невежестве ум прирожденного мага чрезвычайно опасно.
Говорил Огион тихо и кротко, но так убедительно, что даже кузнец, человек практичный и прижимистый, согласился с предложением мага.
В день, когда мальчику исполнилось тринадцать лет, — в великолепный день начала осени, когда все деревья стояли в ярком праздничном уборе, — великий маг Огион вернулся в деревню, прервав свои скитания по Горе Гонт, и совершил обряд Перехода. Колдунья забрала у мальчика его детское имя — Дьюни, которое мать дала своему новорожденному ребенку. Нагой и безымянный, вошел он в родниковые ключи у истока реки Ар, выбивавшиеся из-под камней под высоким обрывом. И только он вошел в воду, как лик солнца закрыло облако, и огромная тень, соскользнув с неба на землю, смешалась с бурлившей вокруг него водой. Он прошел по родникам и вышел к другому берегу, весь дрожа от холода, но не спеша, гордо выпрямившись, хотя ледяная вода обжигала кожу. На берегу Огион, ожидавший мальчика, протянул ему руку и, сжав его ладонь в своей, шепнул на ухо истинное имя: Гед.