Волшебник Земноморья. На самом дальнем берегу. Том 2

Сидя в тумане с Гедом, который по-прежнему безвольно лежал на песке, он ощупал свои карманы в поисках чего-нибудь полезного. В кармане туники оказалась какая-то твердая вещичка с острыми краями. Вытащив ее, он разглядел, что это такое, хотя некоторое время был в замешательстве. Вещичка оказалась камешком, черным, ноздреватым, твердым. Он хотел отшвырнуть его, но, ощупывая рукой его края — грубые, неровные и обожженные — и прикидывая на вес, он наконец понял, что это за камень: осколок скалы с Гор Боли. Камень попал в его карман, когда они поднимались или карабкались вместе с Гедом по краю перевала. Он зажал Камень Боли в руке и прикрыл его другой ладонью. Потом улыбнулся, и улыбка была сразу и омраченной, и счастливой, ибо он в первый раз узнал здесь, на краю света — один и никем не восхваляемый, — что такое победа.

Туман начал редеть, а потом пришел в движение. Сквозь него Аррен мог разглядеть, как где-то вдали за морем светит солнце. Затем, увеличенные завесой тумана, проступили очертания дюн и холмов, обесцвеченных туманом. Затем солнечный свет, прорвавшись сквозь пелену, осветил тело Орма Эмбара, великолепного даже в смерти.

Железно-черный дракон, похоже, так ни разу и не шевельнувшись, по-прежнему лежал и чего-то ждал на том берегу ручья. Послеполуденное солнце сияло с каждой минутой ярче, согревая землю и растворяя в воздухе последние клочья тумана. Аррен сбросил с себя мокрую одежду и разложил ее на песке для просушки, оставшись голым, если не считать пояса с пристегнутым мечом. Точно так же он раздел Геда и разложил его одежду, но, хотя прямой целительный поток тепла и света щедро изливался на Геда, тот по-прежнему лежал неподвижно.

Затем послышался шум, будто металл с силой скрежетал по металлу, подобно лязгающему шепоту скрещенных мечей. Железночерный дракон поднялся на кривые ноги, шагнул, переступил через ручей и с тихим шипящим шелестом потащил длинное тело по песку. Аррен видел морщины и складки в плечевых суставах, чешуйчатый панцирь в глубоких отметинах и рубцах на боках, как на панцире Эррет-Акбе, и желтоватые, притупившиеся зубы. Во всем этом, как и в размеренном, неодолимом движении, и в глубоком, пугающем спокойствии чудовища он почувствовал признаки глубокой старости — невообразимой старости, которая давно уже не помнит, сколько ей лет. И, когда дракон остановился всего в нескольких футах от лежащего Геда, Аррен встал между драконом и магом, говоря на хардическом языке, ибо не знал Древней Речи:

— Не ты ли Калессин?

Дракон не произнес в ответ ни слова, но, казалось, улыбнулся. Потом, опустив огромную голову пониже и выгнув шею, он поглядел на Геда и позвал его по имени.

Голос его казался необъятным, мягким, а из пасти пахнуло запахом кузницы.

Он снова назвал имя Геда, потом еще раз. После третьего раза Гед открыл глаза. Спустя некоторое время он пытался сесть, но не смог. Аррен, опустившись на колени, поддержал его. Тогда Гед заговорил.

— Калессин, — сказал он, — серванессаи’н ар Рок?

У него не хватило силы произнести что-то еще, и он уронил голову на плечо Аррену, закрыв глаза.

Дракон не ответил. Он припал к земле, как и прежде, и неподвижно застыл. Опять надвинулся туман, затмевая солнечный свет, по мере того как сползал вниз, к морю.

Аррен оделся и завернул Геда в его плащ. Прилив, который успел давно уже смениться отливом, пришел снова, и он решил перенести своего спутника повыше, туда, где земля была сухой, в укромное место между дюнами. Он чувствовал, что силы его восстановились и такое дело ему по плечу.

Но, как только Аррен склонился, чтобы поднять Геда, дракон вдруг вытянул к нему огромную чешуйчатую ногу и едва не коснулся его. На этой лапе было четыре когтя, со шпорой позади, как на ноге у курицы, только шпора была стальная и длинная, словно лезвие косы.

— Собриост, — прошелестел дракон, подобно январскому ветру в замерзших камышах.

— Пощади моего господина, — сказал Аррен. — Чтобы спасти всех нас, он истратил всю силу, а может, и жизнь. Пощади его!

Аррен говорил яростно и повелительно. Он успел повидать столько ужасов и столько раз боялся, что его мутило от собственного страха, с которым он больше не желал мириться. Он был разгневан на дракона из-за его чудовищной, звериной силы, размеров, того несправедливого преимущества, которым наделила этих тварей природа. Он видел смерть, он пробовал смерть на вкус, и теперь никакая угроза не имела над ним власти.

Старый дракон Калессин глянул на него одним длинным, ужасным золотым глазом. Из глубины глаза смотрела старость, превышавшая любой мыслимый возраст, а в самой бездне его таилось утро мира, которое видело это существо. И хотя Аррен не смотрел на драконий глаз, он чувствовал, что дракон глядит на него с глубокой, затаенной и мягкой веселостью.

— Арв собриост, — сказал дракон, и его покрытые ржавчиной ноздри расширились так, что в глубине их заблестел притушенный огонь.

Аррен стоял, по-прежнему держа Геда под мышки, как и в тот момент, когда дракон остановил его. И вот он почувствовал, как голова Геда чуть повернулась, и услышал его голос: