Волшебники

— Я думал, не стать ли мне королевой, — добавил Элиот. — В Филлори нет предрассудков на этот счет, но правила все-таки уважать надо.

Квентин поставил на стол кружку с кофе. Давно уже не испытывая ничего, кроме горечи, стыда и полного оцепенения, он не понимал толком, что в нем сейчас происходит. Часть его души, которая, как он думал, умерла навсегда, вновь обретала чувствительность. Ему было больно, но он не хотел, чтобы этот процесс прекращался.

— Зачем вам это надо после того, что случилось с Элис? — медленно, желая внести полную ясность, заговорил он. — Зачем вам Филлори и зачем я? Только хуже сделаете.

— Хуже чем что? — осведомился Элиот, обводя глазами кабинет Квентина.

— Мы знали, на что идем, — вставила Дженет. — Ты знал, и мы все, а Элис уж точно. Мы сделали свой выбор, Кью. Чего бояться-то? Волосы у тебя и так белые, чуднее уже не придумаешь.

Квентин повернулся к ним лицом на своем эргономическом стуле. Сплав облегчения и раскаяния, переполняющий его сердце, преображался в яркий, белый, горячий свет.

— Не хотелось бы уходить без квартальной и годовой премии, — сказал он.

— Да брось, Квентин. Сколько можно. — Улыбка Дженет лучилась теплом, которого он в ней ни разу не видел — а может, не замечал. — Все давно тебя простили, кроме тебя самого. Я уж молчу про то, как ты от нас отстал.

— Ну, это еще видно будет. — Квентин повертел в руках мраморный шарик. — Стоит мне отлучиться на пять минут, и вы берете в команду любительницу?

— Она справляется, — вздернул плечами Элиот.

— Да пошел ты, — сказала Джулия.

Квентин вздохнул, крутанул стул обратно и встал.

— Стекла обязательно было бить?

— В общем-то нет, — признал Элиот.

Квентин, хрустя модельной обувью по битому стеклу, подошел к краю комнаты, пригнулся под сорванными жалюзи. Падать далековато, а практики у него давно уже не было.

Он ослабил одной рукой галстук, ступил в холодный воздух и полетел.