Внутренне я смеялся над её уверенностью. Интересно, каково было бы её поведение, окажись она где угодно в другом месте, даже и в присутствии властей Коса в такой же форме как на нас с Марком. Что бы она делала, если бы оказалась, например, привязанной шнуром в алькове Брундизиума, почти скрытой под веревками на циновке подчинения в Тахари, запертой в тесную клетку на Тиросе, привязанной к колесу в степях Народа Фургонов, прикованных к платформе торгов в Виктории под плетью аукциониста или склонённой и закованной в цепи на одном из скоростных судов чернокожих работорговцев Шенди?
— Верно ли то, что Ты пила из верхней чаши фонтана? — спросил я у неё.
— Да! — с вызовов признала рабыня.
— И как же получилось, что Ты сделала это? — полюбопытствовал я.
Стоит напомнить, что от рабынь, как и от других животных, ожидается, что они будут пить из нижней чаши, причём на четвереньках.
— Мой господин разрешает мне это! — заявила она. — Он благородный и добрый!
— Слабак и дурак, — ворчливо прокомментировал кто-то. — Знаю я его.
— Он славится своей добротой! — воскликнула рабыня. — Он одевает меня скромно! Он позволил мне сандалии! Он с уважением относится ко мне!
Реакцией на её слова был мужской смех.
— Он даёт мне деньги, предоставляет свободное время и собственную комнату! — продолжила перечислять она.
— А твоего разрешения, прежде чем использовать тебя, он случайно не спрашивает? — язвительно поинтересовался какой-то горожанин.
— Конечно, спрашивает — ответила девушка, введя в ступор всех окружающих мужчин.
— И как, он получает это разрешение всякий раз, когда он того пожелает? — осведомился я.
— Иногда, — усмехнулась нахалка.
— Могу себе представить его беспокойство, — усмехнулся я в ответ, — относительно того, получит он разрешение или нет.
— Слава Косу! — рассмеявшись, крикнула она.
Но, ни Марк, ни я сам, ни кто либо ещё из присутствовавших, не повторили этого лозунга.
— Наверное, Ты не всегда в настроении, — предположил я.
— Конечно, — кивнула рабыня.
— А ещё, иногда Ты бываешь утомлённой, — угадал я, — или мучаешься от головной боли?
— Да, — ухмыльнулась она. — Но вообще-то я не нуждаюсь в оправданиях!
— Понятно, — протянул я.
— Иногда, — заявила эта нахалка, — я отказываю ему, чтобы добиться чего-нибудь, наказать или преподать урок.
Снова засмеявшись, она бросила многозначительный взгляд на других девушек, стоящих на коленях позади неё. Парочка из них смотрели на неё снизу вверх и заискивающе улыбались.
— Понимаю, — кивнул я. — И как часто твой хозяин принимает во внимание твои отговорки.
— Последнее время не всегда, — сердито скривившись, признала она.
— А Ты в курсе, что он может продать тебя? — поинтересовался я.
— Он не посмеет так со мной поступить, — заявила девушка.
— Но Ты знаешь, что такие полномочия у него есть, не так ли?
— В некотором смысле, — буркнула она.
— В самом полном из всех смыслов, — заверил её я.
— Да, — вынуждена была признать рабыня, немного отступая назад.
— А знаешь ли Ты, что он может сделать с тобой всё, что ему захочется? — спросил я.
— Да, — снова согласилась она.
— Интересно, — покачал я головой.
— Вы говорите так, словно забыли о внесённых законах об уважении! — попыталась возмутиться невольница.
— А разве их приняли? — осведомился я.
— Их должны были принять! — воскликнула она.
Толпа на её заявление ответила недовольным ропотом.
— Мой владелец, — продолжила девушка, — человек свободных взглядов, благородный и просвещённый! Он принимает эти законы, или законы подобные им, постольку, поскольку о них было объявлено советом и провозглашено самой Убарой!
— Вообще-то слова Убары звучали иначе, — заметил я, — по крайней мере, так сообщалось на вот этих досках сообщений. Смысл заявления был примерно следующий: «рабыни должны быть послушными и стараться угождать своим владельцам».
— Это правильно, — буркнул стоявший рядом мужчина, — иначе Ар уже полыхал бы в огне бунта.
— Я ничего не знаю о таких заявлениях, — надула она губы.
— Ты довольна своим владельцем? — полюбопытствовал я.
— Он благородный, добрый, великодушный и просвещённый, — ответила она.
— Но Ты кажешься мне озлобленной и неудовлетворённой, — заметил я.
— Я? — удивилась рабыня.
— Да, — кивнул я. — Правда ли, что Ты так уж довольна и счастлива?
— Конечно! — сердито буркнула она.
— Как долго Ты находишься в рабстве? — уточнил я.
— Два месяца, — ответила девушка.
— А как Ты стала рабыней? — поинтересовался я.
— Наёмники схватили меня в моём доме на окраине, — пожала она плечами. — Меня и многих других. Безо всякого предупреждения.
Я понимающе кивнул. Подобные ситуации случались довольно часто. Солдаты, чаще всего поздно вечером, появляются на улицах с верёвками, врываются в дома, выводя своих пленниц в самой разной степени одетости, от ночных комбинаций до полностью голых к ожидающим их фургонам.
— И у тебя был всего один владелец? — заключил я.
— Да, — кивнула девушка. — Он был тем, кто искал моей руки в качестве его свободной компаньонки, но чьи постоянные претензии я последовательно отвергала.
— А теперь, значит, Ты — его рабыня? — уточнил я.
— Да, — признала невольница.