Волшебники Гора (ЛП)

Энтузиазм Фебы, увидевшей наказание заблудшей рабыни, конечно, был вполне понятен и объясним. Девушка была рабыней, и она вызвала неудовольствие. Таким образом, было правильно и даже обязательно то, что она была наказана. В более широком смысле, порядок и структура в человеческой жизни, стабильность в обществе, даже, в некотором смысле, устойчивость всей цивилизации порой зависит от санкций и того, чтобы их наложить своевременно и эффективно. Промедление в таком решении и применении — признак упадка и даже нависшей угрозы распада. В конечном итоге, цивилизация зависит от власти, моральной и физической, от, если можно так выразиться, воли тех, кто у власти и реальности их кнута и меча. Можно было бы добавить, кстати, что Феба, сама рабыня, будучи морально последовательной, была готова полностью принять тот же самый принцип, по крайней мере, признать его правильность с логической точки зрения, и в её собственном случае. В общем, она приняла бы, как нравственно бесспорную, законность собственного наказания, если бы она оказалась не в состоянии угодить своему хозяину. Кроме того, принимая этот принцип, и зная силу и решительность Марка, и бескомпромиссную реальность его наказания, под угрозой которого она сама ходила постоянно, девушка естественно была лишена желания видеть, что другие тех наказаний, которым её саму подвергнут не задумываясь, могут избежать. Почему другим можно разрешить проступки и ошибки, и даже гордиться этим и им ничего за это не будет, в то время как сама она быстро и очевидно пострадает? Соответственно, зачастую рабыни с энтузиазмом смотрят на рабовладельцев, готовых немедленно и беспощадно исправить даже малейшие ошибки в поведении их сестёр по цепи. Это доставляет им удовольствие. Кстати, стоит упомянуть, что сама Феба крайне редко встречалась с плетью, особенно с того дня, когда Мирон вошёл в город. В тот день Марк, наконец-то начал относиться к ней, как к простой рабыне, вместо прежнего отношения как к косианской женщине в его ошейнике, на ком он мог выразить свою ненависть к Косу и всему косианскому. Однако, такая неприкосновенность для плети, которая досталась Фебе, была функцией её превосходности как рабыни. Превосходных рабынь редко наказывают, поскольку у рабовладельца крайне мало поводов для этого, если они вообще есть. Безусловно, даже такая девушка, особенно если она влюблённая рабыня, иногда подсознательно желает почувствовать удар плети, желая испытать боль от руки любимого владельца, желая быть выпоротой им, потому что она любит его и жаждет получить своеобразный символ её отношения к нему, отношения рабыни к своему господину, принятия этих отношений и наслаждения ими. Впрочем, уже после первого удара она, скорее всего, начнёт умолять своего хозяина о милосердии.

— Смотрите! — засмеялась Феба, указывая на лежавшую ничком рабыню, которая, рыдая, приподняла тело.

— Бессовестная рабыня! — подтрунила над ней Феба, заставив застонать.

— Да теперь вижу, что Ты не хочешь повторения порки, — усмехнулся я.

— Нет, Господин, — поспешила заверить меня флейтистка.

— А ещё я вижу, что Ты жаждешь умиротворить владельцев, не так ли? — уточнил я.

— Да, Господин, — прошептала она.

— Рабыня, рабыня! — засмеялась Феба.

— Да, Госпожа, — шёпотом признала Тафа

— Она — такая рабыня! — прыснула Феба.

— Она — женщина, — заметил я.

— Да, Господин, — согласилась Феба.

Признаться, в этом случае, меня несколько удивило и позабавило отношение Фебы. В действительности, я счёл его восхитительно нелепым. Уж не сосчитать сколько раз я видел, как она сама приподнимает тело к Марку, в надежде погасить его гнев.

Я окинул взглядом растянувшуюся у наших ног рабыню, отметил, как было напряжено её тело, она почти не могла двигаться. Решив, что с неё было достаточно, я, одну за другой, вернул Марку его вещи, ножны с ножом, кошель и перевязь с мечом, которую он сразу накинул на левое плечо.

После этого я снова присел рядом с рабыней.

— Господин? — напряглась девушка, когда я надавил на её тело так, что её живот полностью прижался к камням. — Господин?

— Значит, Ты просишь об использовании? — уточнил я.

— Да, Господин! — напряжённо прошептала Тафа.

— Возможно, как-нибудь в другой раз, — усмехнулся я.

— Не убивайте меня, — взмолилась она, с ужасом глядя на нож, сверкнувший в моей руке.

Но я вытащил свой нож не для того, что она подумала. Отделив прядь её длинных тёмных волос, я срезал их, вплотную к коже головы, я затем этими же волосами связал ей руки за спиной.