У подножия лестницы, как это принято в инсулах, стоял огромный сосуд для отходов, в который вытряхивались горшки из многочисленных малюсеньких комнаток, на которые было разделено это здание. Потом, по мере наполнения этих больших чанов, их вывозили на фургонах к карнариумам, где и освобождали от содержимого. Эта работа обычно выполняется рабами-мужчинами под наблюдением свободного человека. Когда наполненный чан забирают, на его месте оставляют чистый, а освобожденный позже споласкивают и используют снова, возвращая в одну из городских инсул. Конечно, в Аре имеется и канализация и сточные трубы, но в целом ими охвачены только самые богатые и престижные районы города. Инсулы — в целом, это не более чем общежития, доходные дома.
— Ну и тарскарник, — проворчал юноша.
— Не оскорбляй касту крестьян, — сказал я ему. — Это — вол, на которого опирается Домашний Камень.
Турнок, кстати, один из моих лучших друзей, был именно из этой касты.
Надо признать, что далеко не все жильцы столь озабочены точным попаданием в горловину чана. Те кто поленивее, или, возможно, те кому показалось интересным проверить свой глазомер, иногда пытаются сделать это с более высоких пролетов. Предполагается, что согласно правилам такие чаны, должны быть закрыты крышками, но данное правило слишком часто не соблюдается. А дети и вовсе зачастую используют лестницу, чтобы облегчиться. А иногда, насколько я успел узнать, это делается в форме игры, причем победителем, становится тот, кто намочит самое большое количество ступенек.
— Эй там, — послышался неприятный голос, с верхнего пролета.
Мы посмотрели туда, попав в конус света от его фонаря.
— Тал, — поприветствовал я человека.
— Вы не здешние, — констатировал тот.
— Кто из нас? — уточнил я на всякий случай.
— Любой из вас, — буркнул мужчина сверху.
— Что, ни один из нас здесь не живет? — осведомился я.
— Точно, — бросил он.
— Зато мы хотели бы арендовать здесь комнату, — сообщил я ему.
— Здесь нет ни одной свободной комнаты, — заявил он. — Мы переполнены.
— Я могу забежать наверх по лестнице мгновенно, — сказал мне Марк, — и вскрыть его как пакет с лапшой.
— Кого вы ищете? — спросил мужчина, у которого, похоже со слухом было все в порядке.
— Ренато Великого, — ответил я служащему.
— Этого злодея, жирного урта, жулика и мошенника? — уточнил тот.
— Точно, — усмехнулся я, услышав такую характеристику. — Именно его.
— Нет его здесь, — буркнул мужчина.
Трудно было сказать, этот товарищ так любил лицедея, и был готов защищать его от стражников, или просто он еще не получил с него арендную плату за неделю. Это, само по себе, тоже могло бы быть неплохим фокусом.
— Не волнуйтесь по поводу наших нарукавных повязок, — постарался успокоить его я. — Мы пришли сюда вовсе не по делам стражи.
— Тогда вы — кредиторы, — заключил он, — или простаки, обманутые им и пришедшие ради мести.
— Нет, — ответил я. — Мы его друзья.
Пятно света вокруг нас задрожало. Похоже, того товарища, что стоял на лестнице трясло от смеха.
Я вытянул свой меч из ножен и приставил его к поддону лампы, стоявшей на маленькой подставке в зале. Малейшее движением и лампа могла опрокинуться на пол.
— Эй там, осторожнее, — ему сразу стало не до смеха.
И надо признать, причины для беспокойству у него были веские. Подобная неосторожность, иногда случавшаяся в комнатах, зачастую приводила к полному разрушению инсулы. У многих людей, регулярно проживавших в инсулах, имелся горький опыт поспешного покидания их комнат посреди ночи. А была ведь еще и опасность того, что такой пожар мог перекинуться на соседние здания. Иногда целые кварталы и даже районы бывали стерты с лица земли такими пожарами.
— Позови его, — потребовал я.
— Но это не мое здание, — объяснил мужчина. — Оно принадлежит Аппанию!
— Ах, вот оно как! — воскликнул я.
— Тебе знакомо это имя? — удивился Марк.
— Ну конечно, — кивнул я. — Неужели не помнишь? Это — владелец Мило, того смазливого парня, актеришки, который играл роль Луриуса из Джада в театрализованной эпопее. А еще он владелец сельскохозяйственных угодий, импресарио и работорговец. Ну что ж, по крайней мере, это объясняет его интерес к этому учреждению и его потакание определенной клиентуре.
Я вопросительно посмотрел в сторону мужчины и поинтересовался:
— Все правильно, это именно тот Аппаний, не так ли?
— Да, — подтвердил тот, — а еще он очень влиятельный человек.
Я опустил клинок. У меня как-то сразу пропало желание сделать что-либо, что Аппанию могло бы показаться неприятным, например, спалить дотла одно из его зданий. Он, в конце концов, мог оказаться отличным человеком, с которым, в иной ситуации, я не отказался иметь деловые отношения. Хотя, как знать, все еще впереди. Меч я сразу убрал в ножны.
— Аппаний не из тех, кому нравится, когда над ним слегка подшучивают! — предупредил мужчина, стоявший на лестнице, по-видимому, несколько приободренный тем, что я спрятал свое оружие.
Зато клинок Марка наполовину вышел из его ножен.
— И что он скажет по поводу более серьезных шуток? — осведомился он. — Или, например, черного юмора?