— На следующий день, — ответила она. — Его на меня надел один из его агентов. А немного позже за мной в здание суда зашел один из его рабов, управлявший фургоном. Он связал мне руки за спиной и накинул веревочную петлю мне на шею. Потом, на улице, раб привязал веревку к задку фургона. Мне даже не позволили ехать. Я стала рабыней, и должна была следовать за ним пешком, голой, с веревкой на шее в дом моего владельца. Дважды на улицах меня ударили свободные женщины. Вот так и началось мое введение в рабство.
— Ты рассердилась на того раба, который связал тебя? — спросил я.
— Нет, — покачала женщина головой. — Скорее я испугалась его. Это был мужчина, и я вдруг поняла, что меня могут отдать ему для его удовольствия, если того пожелает мой хозяин.
— Насколько я понимаю, — заметил я, — несмотря на несомненно значительное количества красивых рабынь в доме Аппания, тебя собирались обучать как домашнюю рабыню.
— Да, Господин, — признала она.
— Тогда, в своей желанности и красоте можешь не сомневаться, — улыбнулся я.
— Я пыталась выполнять все работы очень хорошо, — заверила меня рабыня. — Я старалась оставаться тихой и незаметной, училась уважению, усердно прислуживала. Мне казалось, что у меня получалось. Мне почти не приходилось чувствовать на себе удар стрекала домоправителя.
— И Ты носила шелк? — полюбопытствовал я.
— Как и подобает рабыне, предназначенной для удовольствий владельцев.
— А как же получилось, что Ты оказалась в поле? — осведомился я.
— Однажды вечером, я и еще две других девушки, прислуживали не в главном зале, как мы это обычно делали, а в приватной столовой, маленькой комнате, расположенном в самых дальних покоях моего владельца. Аппаний и Мило, его раб, о котором Вы, наверняка, много слышали, возвратились после спектакля из большого театра.
— Аппаний и Мило должно быть находятся в весьма близких отношениях, — допустил я.
— Да, — подтвердила Лавиния. — Господин относится к Мило так, как если бы он, на самом деле, был свободным мужчиной. Они часто обсуждают вопросы бизнеса и театра. Даже в большом зале, во время обычных ужинов, Мило занимает высокое место, по правую руку от хозяина.
— Ты, я так подозреваю, во время этих обычных ужинов обслуживала Мило, не так ли? — поинтересовался я.
— Да, — кивнула она.
— Но только в качестве почтительной рабыни, — предположил я.
— Конечно, — признала Лавиния.
— Ты должна ненавидеть его, — заметил я.
— Почему? — удивилась женщина.
— Но ведь Ты оказалась в ошейнике не без его соучастия и предательства, — напомнил ей я.
— Скорее я должна быть благодарна ему, — сказала она, — поскольку я сама, уже в течение многих лет, знала, что принадлежу ошейнику.
— Понимаю, — усмехнулся я.
— Кроме того, — добавила Лавиния, — он, тоже, раб. Он обязан был выполнять приказы Аппания. Даже притом, что он — великий Мило, он должен повиноваться. Вы же не думаете, что он хочет, чтобы его бросили слинам?
— Я так не думаю, — сказал я.
— Я далека от чувства неприязни к нему, — заверила меня женщина.
— Это я уже понял, — улыбнулся я.
— В действительности, я надеялась, что меня могли бы быть бросить ему, чтобы я смогла бы почувствовать хотя бы его прикосновение! — воскликнула она.
— Я догадался, — кивнул я.
— Он так красив! — вздохнула рабыня.
— Ну да, выглядит он неплохо, — согласился с ней я.
— И это я была там, — задыхаясь от восторга, проговорила она, — это я стояла на коленях полуголой, в одном только рабском шелке, в ошейнике и браслетах, в ожидании, что он прикажет служить ему! Это мне посчастливилось оказаться так близко к нему, что я могла, протянув руку, коснуться его. Это я была почти наедине с ним!
— Продолжай, — с интересом потребовал я, у внезапно замолчавшей женщины.
— А затем они начали обсуждать свободную женщину. Я даже не помню ее имени. Они делали это так же небрежно и беспристрастно, как если бы она была породистым животным, или простой рабыней, такой же, как я сама. Я с трудом могла поверить своим ушам. А потом я вдруг поняла, что когда-то, эти двое, несомненно, точно также сидя за ужином, обсуждали меня саму.
— Ты рассердилась? — попробовал угадать я.
— Не сразу, — ответила Лавиния. — Думаю, что в первый момент, я была скорее шокирована тем, что женщину можно обсуждать в такой манере. В конце концов, она не была, например как я, животным, рабыней.
— С другой стороны, — заметил я, — она вполне могла бы быть и животным, и рабыней, просто одной из тех, кто еще не в ошейнике. К примеру, вспомни себя саму. Ты ведь тоже была рабыней, просто не была в ошейнике.
— Это, несомненно, верно! — горько засмеялась она.
— Но позже Ты все-таки рассердилась, — поощрил ее я.
— Да! — вспыхнула женщина.
— На кого из них? — полюбопытствовал я.
— На них обоих! — заявила она.
— Это из-за обмана, которым они занимались, — уточнил я, — из-за тяжелой рабской сети?